Вы вор и разбойник!
Нет, вы хуже!
Те грабят, сжигают дома,
А вы сжигаете души!

М.Ю Лермонтов. Герой нашего времени

Лето стремительно клонилось к концу, давая последнюю возможность людям наслаждаться ещё не прохладными августовскими вечерами. Льорет де Мар, спокойная и умиротворенная провинция, ненадолго оживилась столь громкой помолвкой. Пересуды продолжались добрые полтора месяца, теперь же, когда до торжества оставались считанные недели, взволнованность понемногу улеглась. Если бы пришлось описывать состояние жителей региона в это время года, то сравнить их можно было разве что с сонными мухами: настолько неспешно они вдыхали последние нотки жаркого и душного лета, на которое единогласно жаловались весь сезон, и предвкушали прохладную и дождливую осень, чья сырость будет предметом сетований следующие три месяца.

Тот преисполненный событиями вечер вычеркнул разом всю хлопотливо-радостную атмосферу свадебной подготовки. Какими бы громкими эпитетами не обзывала его Адриана, избавиться от странного удушливого чувства они не помогали. Было ли ей стыдно за свою резкость? Признавала ли она, что погорячилась слегка? Согласна ли она признать, что глубоко задета его словами? Ответь Адриана на это ей сделалось бы легче, но девушка упорно игнорировала голые факты. Нет, ей не хочется об этом думать сейчас, сегодня. Она разберётся с этим в другой раз: когда дел будет поменьше, когда Мария не будет крутиться вокруг неё, когда модистка не будет задевать иглами при примерках и так далее. День за днём она чувствовала, что не ощущает больше волнующей радости при поздравлениях, визитах и поездках, на которые изредка вывозит её Хавьер. Его общество, в котором она так нуждается в это странное время, постоянно недоступно ей. Герцога ждут дела в Барселоне, в доме, да где угодно только не здесь. Приезд его щепетильной матери немало потрепал нервы всем в доме Долоресов. Тщательно подготовленный приём разбился в щепки от надменного и пренебрежительного взгляда гордой вдовы. Ровная, словно палка, она едва могла найти место куда её атласный подол юбки мог опуститься. Не высказав ровным счётом ничего, кроме общих фраз, женщина внимательно присматривалась к будущей невестке и не находила ничего утешительного: ни грации, ни манер, ни аристократичности. "Стыдно вывезти куда-то" — заключила она в сердцах, но выйдя спустя мучительный час, вдовствующая герцогиня прошептала на ухо дочери, с которой проделала долгий путь:

— И у таких людей сейчас имеются баснословные состояния!

Нужно быть последним идиотом, чтобы не понять, какого эти де Тордера о них мнения. Даже Мария нервно подергивала после их ухода кружевные рукава своего специально сшитого для этого события платья. Старания хлопотливой женщины были так жестоко сломлены, словно гнездо яркой канарейки разнесли в пух и прах два самодовольных лебедя. Адриана была оскорблена до глубины души тоном, которым эта старая маразматичка одаряла её и Долоресов, и теми колкими, хорошо завуалированными издёвками, что выдавались в образе комплиментов. Да, стервозности ей не занимать. Маркизе де Лавера есть чему поучиться. Ах, снова эта фамилия, и девушку обдало краской, словно её мысли были озвучены на всю комнату, и каждый узнал подробности того пренеприятного разговора с Фернандо. Бернард же принял удар стойко: он то не питал никаких иллюзий на счёт этого брака и этих людей, направившись в родной порт успокоить нервы. Самое худшее предстояло впереди, когда неделю спустя пришло письмо в ледяном тоне, где дона де Тордера просила(приказывала) отправить сеньориту Гонзалес в их поместье Форталеса, в город Тордера, расположенный в двенадцати километрах от Льорет де Мара. В двух предложениях она сухо заверила, что это делается дабы подготовить общими усилиями Корнеллию к жизни в (подчеркнуто) пристойном обществе и, естественно, все приличия будут соблюдены, а девушке будет предоставлена собственная дуэнья[1].

Мария негодовала — это не лезло ни в какие рамки! Забрать до свадьбы предмет стольких её трудов, вложенных усилий! Чем же она тогда займется без неё? Несмотря на то, что после церемонии Мария и так лишилась бы своего суетливо-светского образа жизни, поддерживаемого благодаря необходимости выводить подопечную в свет, сейчас ей и думать не хотелось, что запланированные приёмы на последние две недели придется отменять. Да и слишком много "но" в этом замысле, однако, отказать титулованной особе было выше их сил. Скрипя зубами, Корнеллии придется проглотить всё, встать и поехать одной, как тоже было нарочито подчеркнуто в письме. Они, конечно, приедут поддержать и собрать её в заветный день, но эти недели ей нужно выжить под одной крышей с де Тордера. К тому же, может, это пойдет ей на пользу, успокаивали они себя, она быстрее вольется в необходимую колею. Не могли ведь они, как бы им не хотелось, держать её вечно у себя?

Что же касается семьи Корнеллии, то из этого вопроса Адриана смогла выйти сухой. Заверив всех, что шлёт приглашения всем своим родным и друзьям в Сантильяно-дель-Мар, она лишь отделалась общими письмами, не способных вызвать интерес или подозрения. К счастью, самую большую опасность могла предоставить неходячая мать Корнеллии, никто же другой из деревни не был допущен к высшему свету, особенно к тому, в чей ряд стремительно входила она.

В душный и знойный день повозка увозила Адриану от знакомой и уже такой родной провинции. Колёса подняли пыль, а тряска усугубляла душевную тревожность девушки. Следующие пол месяца не сулили ничего хорошего, вся надежда была, что после венчания Хавьер увезёт её в другое место. Открытый экипаж был ужасно неудобен в разгар дня, и придерживая широкополую шляпу, она махала знакомым: вон Мария продолжает энергично махать ей платком, а вот дети Кобреро выскочили на дорогу, несмотря на строгие упрёки нянек. Ей вспомнился их последний разговор с сеньорой Кобреро, где женщина после её рассказов о де Тордера, задала прямой вопрос:

— Ты выходишь за герцога или за Хавьера, дорогуша?

Со стороны он мог показаться глупым, но они друг друга поняли в тот момент, и Адриана поспешно перевела тему, оставив вопрос не отвеченным. Почему все вокруг сомневаются в её чувствах, если она сама уверена в них на все сто? Её это раздражало, а ещё больше её чуть не вывел предложенный сеньорой выход — она отказывается от замужества, а та находит ей место работы гувернанткой.

— Это звучит сумасшедше, я знаю, — уверяла женщина, — но это было бы разумнее, чем бросаться в брак, очертя голову, особенно при таких обстоятельствах, как у де Тордера. Ты молода, Корнеллия, и хороша. Ты сможешь найти подходящего жениха, пусть даже без титула и земель. Твоя проблема в том, что ты искала не там.

Сумасшествие и только. Да, семья у Хавьера не подарок, и он сам постоянно занят, но это нормально. Мужчины не могут тратить двадцать четыре часа в сутки на семью и дом, главное, что он её любит и это взаимно. Оставив позади черепичные крыши раскидистых усадьб, экипаж выехал на открытую местность, где по обе стороны на километры простирались выжженные под солнцем земли, изредка произраставшие оранжевой растительностью. Как не удивительно, что ей вспомнился момент, когда она наблюдала из своего окна, как одним ранним, утром нагружали повозку у де Лавера. Видно было лишь то, что кто-то запрыгнул и кучер погнал коня что было силы. Вечером было объявлено, что Фернандо де Лавера уехал в неизвестном направлении: одни уверяли, что он займется контрабандой на Канарских Островах, другие, что он получил чуть ли не революционное предложение из Франции, третьи склонялись, что его тело найдут на поле боя в очередном мятеже в Рио де Ла Плате. "Как удивительно, — думала она, — для этих людей он навсегда останется загадкой". "Как и для меня" — у неё не вышло добавить. Да, она знала его лучше, чем все они, и это почему-то наполнила её сердце тщеславием и женским самодовольством.

Предчувствия относительно жизни в огромном и холодном, даже в летнюю пору, поместье Форталеса не подвели девушку ни капли. Этот дом принял её холодно, обходился с ней отчужденно, не давая ей ни влиться в него, не выпуская дальше поля зрения. Местность Тордера была пустынна и в большинстве своём безжизненна, так разительно отличаясь от зелёного региона Льорет де Мара. Дона, высокая женщина с железным взглядом и резким характером, следила за каждым её шагом, делая замечания относительно этикета при любом удобном и неудобном случае. Гостей они отказывались принимать в этот период из-за неё, а если те и заявлялись, то отправляли Адриану прогуляться по редкому и запущенному саду, что не шёл ни в какое сравнение с раскидистыми кустарниками и цветниками Жардинс-де-Таронья. Сестра Хавьера проявляла не меньшее презрение, чем её мать. Молодая и костлявая, она постоянно следила за девушкой своими огромными рыбьими глазами, и в случае мельчайшего промаха закатывала их, словно мысленно убеждаясь в своих предположениях. Дуэнья, хоть и была чуть мягче, всё же не могла не разделять взглядом хозяек дома, поэтому наставляла девушку при каждом подходящем моменте. Таким образом, под конец дня Адриана бессильно бросалась на кровать, словно просидев весь день за партой, где с трёх сторон тебя нравоучают, упрекают и насмехаются.

Ежедневные письма от Марии согревали ей душу, казалось, что даже эти строки щебечут быстро и безостановочно, как голос их автора. Однако и они не могли восполнить необходимую каждому человеку долю позитива, что был прочно заменён отсутствующими взглядами и тихими перешёптываниями в Форталесе. Порой, сидя в своей просторной спальне, Адриана слышала, как играла музыка в зале и голоса весело хихикали, но никто не посылал за ней, а самой спуститься и наблюдать смену выражения на их надменных лицах было выше её сил. Но самым большим ударом для девушки оказалось поведение Хавьера. Ох, этот Хавьер, к которому она так рвалась, о котором столько мечтала, с кем строила самые розовые планы, на чью любовь так уповала — этот человек вёл себя так, словно и не жил в этом огромном доме. Его могло не быть днями, а заявившись он мог не известить её об этом. Никаких приглашений на прогулки, совместных поездок, визитов или танцев. Его голос был слышен ей только за ужином, в разговорах, где она не принимала участия, так как любое сказанное предложение было бы мгновенно раскритиковано донной, а дочка бы добавила свой фирменный осуждающий взгляд. Пару раз он остановил ей в коридоре, когда их никто не видел, а после недолгого поцелуя, снова исчезал за широкой входной дверью. Адриане казалось, словно она сидит в заточении, так как де Тордера ужасно стесняются того, что породнились не с папой Римским. Тоска сменялась отчаянием, а его постепенно вытеснял гнев и негодование. Она свободная и сильная девушка, и никто не смеет выставлять её ущербной и недалёкой, только потому что вилка выскальзывает из её пальцев, а смех не схож на звучание арфы! Как часто вспоминала она в те долгие одинокие вечера, признание Фернандо:

— Люблю то, что вы не знаете элементарных манер, что вы наивны, как ребёнок, что вы помешаны на своих далеко не толстых пальцах и особенно, то что вы разделяете дикие нравы Сантильяно-дель-Мар.

И речи делали ей ещё больнее от самого факта, что они ей теперь неравнодушны, как и не были никогда, но менять что-то уже поздно и глупо, поэтому и додумывать, а почему они теперь так ценны Адриана не хотела. По крайне мере до следующего вечера. Спустя семь дней, бойкий характер девушки дал о себе знать и женщинам де Тордера приходилось выслушивать вылетавшие незамедлительно ответы на их колкие фразы. Они были шокированы и удручены одновременно. Холодная война ужесточилось, атмосфера накалилась до предела. Напряжение росло с каждой последующей встречей, диалоги выходили резкими, завуалировано или открыто принижавшими оппонента. В далеко нелюбезных тонах они могли парировать до пяти минут, пока одна из них не вставала, покинув комнаты. Один разговор, однако, был последней каплей.

— В сотый раз, вы снова режете десерт неправильным ножом, Корнеллия, — дона нервно выдохнула, сложив перед собой салфетки.

— Главное, что режется, — улыбка расплылась на лице Адрианы, словно ничего предосудительного не было сказано.

— Извинитесь! — воскликнула возмущенно сеньорита де Тордера.

— Не то что? — Адриана отбросила столовый прибор на тарелку. — Вы заколите меня ножом для мяса?

— Поднимитесь немедленно к себе, молодая девушка!

Гордо встав, она удалилась к себе, ни разу не пожалев о содеянном. Её выходки не могли не пройти даром и при недолгих встречах с Хавьером он давал ясно и порой слишком прямолинейно понять, что недоволен. Куда улетучилась его мальчишеская улыбка и безмятежность? Почему он стал похож на самого обычного заурядного маменькиного сыночка? Почему он не хочет просто посидеть с ней на веранде и послушать её рассказы? Неужели его ни капли не заботят её чувства? Адриана тем не менее стойко переносила его пьянствования, постоянное отсутствие, холодное отношения и невыносимое общество его семьи. Однажды Хавьер буянил во всю мочь в зале, и по приказу матери никто не должен был вмешиваться и беспокоить, пока "его светлость не придет в себя". Однако его светлость не желало брать себя в руки, и хлопнув дверьми, благородный герцог стал жалко карабкаться по лестнице, не в состоянии различить ступенек. Его кряхтения вывели девушку из себя, и она вышла из своей комнаты, дабы позвать кого-то помочь ему. Хавьер моментально различил её фигуру при свете свечей.

— Ах, дорогая! — заорал он. — Иди и спаси своего жениха, Памела.

Не обнаружив никого поблизости, девушка недовольно помогла ему, позволив опереться на себя.

— Кто такая Памела? — в голосе её звучало раздражение.

— Ну, ну, ну, ну, дорогуша, — лепетал он, не разбирая слов и поднимаясь осторожно вместе с ней.

Герцог споткнулся и, чудом не упав благодаря Адриане, перевёл на неё неясный взгляд. Он хотел было поцеловать её, как девушка раздраженно отвернулась, сморщив нос от перегара.

— Не веди себя так, словно на тебе кто-то женился, не будь ты богата, как эти...эти как их там - ломбардцы! — незамедлительно добавил пьяница, настойчивей притянув её за подбородок к своим губам.

В тот вечер она списала эти обидные речи на алкоголь, но диалог состоявшийся через день, окончательно расставил все точки над "и". Адриана вышивала неумело на кресле в просторном и, как обычно, холодном зале. Хавьер высказывал уверенно свои речи, касательно нынешней обстановки в стране. Король, по его мнению, поступит глупо и опрометчиво, если решится изменить порядок наследования престола и завещает всё своей дочери. Мать и сестра слушали, не раскрывая рта. Девушка решила высказать свою точку зрения:

— Уж лучше пусть всё достанется его дочери, чем кому-то другому.

— Вы что-то сказали, сеньорита Гонзалес? — раздраженно переспросил Хавьер.

— Да, я считаю, что ничего дурного нет, в том, что женщины наследуют престол. Так уже делается на севере, в Англии и Шотландии, — она видела недовольство на его лице, но решила не молчать. В конце концов она человек!

— Не женское это дело лезть, туда где правят мужчины, — ледяным тоном влезла мать, давая понять, что поведение невестки вопиюще. Прежде чем Адриана успела раскрыть рта, Хавьер приказным тоном велел ей последовать из комнаты за ним. Едва девушка успела, под палящими взглядами матери и сестры, выйти, затворив дверь, как он незамедлительно начал её отчитывать.

— Что ты себе позволяешь? Я же просил не ссориться с моей семьей. Почему ты не можешь вести себя приличнее?

— Я лишь сказала, что думаю, — возмутилась она.

— Но кто тебя спрашивал? — искренне вопрошал парень. — Где твоё воспитания? Тебя не учили, что женщины никогда не говорят о политике с мужчинами? Тем более, не оспаривают их взгляды.

— Я не безмозглая кукла, — ярость переполняла её. Такого открытого пренебрежения Адриана не ожидала от него - от этого мягкого и улыбчивого Хавьера.

— Да, ты всего лишь безродная, деревенская девка! — озвучил он глубоко затаенную мысль. — Благодари небеса каждый божий день, что тебя соизволили принять в нашу семью! Тебя, без имени и титула, — парень был в бешенстве. — Кто ты такая? Свадьбы ещё не было, а ты уже позволяешь себе невесть что. Одно моё слово, и ты окажешься на улице без репутации и денег!

— Вот как! — розовые фантазии окончательно вылетели у неё из головы. Теперь перед ней стоял высокомерный и циничный мужчина, манипулятор и женоненавистник. — Чихать мне на вас, на ваш блошиный род, мерзкое кольцо и проклятый дом, что хуже сарая!

Хавьер побагровел от злости. Адриана готова была поклясться, что он её ударит, но ярость, бурлившая в её жилах, не отступала, и порыве гнева девушка начала снимать обручальное кольцо.

— Мерзавка! — взгляд его был прикован к её усилиям снять ненавистный аксессуар. В голове сразу всплыл факт, что вместе с ней уйдет состояние, которое он уже тратит. — Попробуй его снять и, клянусь, я не пожалею тебя!

Держа в руке крошечное кольцо, Адриана что было мочи швырнула его в герцога.

— Подавись им! Ноги моей в этом месте не будет! — желание исцарапать его изнеженное лицо кипело в девушке, но она отступила назад, стремительно направившись к выходу.

Она слышала его шаги за собой и страх подталкивал её бежать быстрее. Однако через пару секунд герцог догнал её, до боли сжав руки и повернув резко к себе.

— Куда ты бежишь, Корнеллия? — спросил он всё ещё красный, как бык. — Неужто думала, что можно проделать всё это и сбежать, бросив тень на меня? Не хочешь по-хорошему? Твой ад начнется здесь и прямо сейчас.

— Ты меня ненавидишь! — кричала она, отчаянно отбиваясь. — Зачем тогда я тебе понадобилась? На кой черт ты на мне женишься?

— Потому что за такой дрянной товар, как ты, дают хорошую цену, — он приблизился, и Адриана почувствовала всем своим телом, как неприятна ей вся его сущность. Возможный брак рисовался ей хуже кошмарного сна. Нет, она не вынесет такого ужаса! Бедный сеньор Долорес, он всегда желал ей только лучшего, а в итоге попался этот корыстолюбивый и алчный тип. А ведь Бернард всегда чувствовал, ах! В мозгу отчетливо прояснилось, что нужно бежать. Бежать, не оглядываясь, иначе она пропадет.

— Я не оставлю на тебе живого места, — процедил он над самым её ухом, от чего по спине прошел холодок. Нет, эту войну нельзя выиграть открытой конфронтацией - нужно быть хитрее. Если она начнёт с ним драться, то Бог знает чем это всё закончится. В конце концов, он мужчина, а, значит, уязвим в своем самолюбии.

— Прости меня, — сделав неимоверное усилие над собой, Адриана улыбнулась ему своей обворожительной улыбкой. — Не знаю, что на меня нашло. Я вышла из ума. Я же говорила, мне ужасно не хватает тебя в последние дни. Ты простишь меня, Хавьер?

Немного обескураженный такой переменной, де Тордера пребывал в замешательстве, боясь выпустить тонкую руку, на которой уже остался след.

— Это всё нервы перед свадьбой, — продолжала Адриана, положив свои руки на его. — Я должна совладать собой. Я сделаю всё, чтобы понравиться твоей семье. Обещаю, я больше никогда не буду им или тебе перечить.

— Я не прощу ни единого произнесенного сегодня слова, — гневно заключил он, немного ослабив хватку. — Ты ответишь за всё, Корнеллия.

— Мне нужно подняться к себе,— таким же наигранно спокойным голосом говорила она, понимая, что должна составить план действий. Хавьер медленно отпустил её, продолжая сверлить взглядом, когда мать и сестра вышли на крики из комнаты, угрюмо наблюдая за парой. Адриана боязливо предположила, что если бы не их появление, он действительно применил бы силу. Девушка медленно зашагала по широкой лестнице, пытаясь не дать себе сейчас разрыдаться. Резкий и насмешливый голос остановил её.

— Подними и надень кольцо! — прорычал, ещё не успокоившись, герцог.

Адриана сперва осмотрела присутствующих жалобным взглядом, но, высоко вздернув подбородок, гордо зашагала к ненавистному украшению, что лежало у самой ноги вдовствующей герцогини. Унижение она вынесла стойко, резким движением схватив и надев кольцо. Ей казалось, что, опускаясь, она словно преклонялась перед деспотизмом этой семьи, приняв своё поражение. Когда дверь комнаты громко захлопнулась за её спиной, девушка бросилась к окну, измеряя глазом высоту от земли. Нет, слишком высоко - она не сможет спрыгнуть. Словно загнанный зверь, Адриана металась из угла в угол, ни в состоянии сфокусировать свои мысли. Скинув с грохотом стоящую на комоде вазу, она немного уняла свой пыл, а после бессильно бросилась на кровать. Слёзы жгли ей лицо, а руки пинали со всей мощи подушку. Мозг предательски показывал ей знакомые черты, черные волосы и серые глаза.

"Фернандо никогда бы так не сказал," — проносилось в её голове. — "Он всегда слушал все мои речи... такие глупые, всегда помогал и поддерживал. Какая я дура! Я наговорила таких гадостей, а он... где он сейчас? Борется с пиратами на Канарах, замышляет переворот в Париже или посреди шторма в океане? Где бы он не был, он уже потерян навечно. Он не вернётся обратно, и я больше никогда его не встречу. И всё из-за...из-за," — страшные картины рисовало разгоряченное воображение, а договорить что виновата во всём её мечтательность она была не в силах.

Косвенно Адриана признавалась себе с момента приезда в Форталеса, но открыто заявить те многозначительных три слова она ещё не решалась прежде. Сейчас же в порыве глубочайшего отчаяния и безысходности, девушка твердила тысячи раз, что любила и любит этого сероглазого нахала. Нет, ей не нужны эти высокие блондины, громкие титула и помпезные особняки с их вихрем балов. Ей нужен Фернандо, который бросит саркастическую шутку, улыбнется своей знакомой ухмылкой и протянет руку, когда понадобится помощь. Ах, как было бы прекрасно ворвись он сейчас в этот дом с таким же сурово напряженным лицом, как тогда у Мартинес, и забери её из этого ада, под конец потрепав приторную физиономию Хавьера. Каким бы он ей не казался заносчивым порой, она чувствовала в его отношении к себе заботу и уважение. "И это его все считают падшим человеком? — негодовала она. — А этого мягкотелого маменькиного сынка обожает вся Каталония! Да пусть горит в аду такое общество!". И снова и снова рисовалось ей его озабоченное лицо в последнюю их встречу, горящие в темноте глаза и бархатный нежный голос. Как тяжело признавать, что всё потеряно навечно и совершенная ошибка отныне решила всю последующую её жизнь. Не бывать этому! Вскочив на ноги, Адриана снова выглянула из окна. Она сбежит отсюда чего бы ей не стоило.

К разочарованию великих фантазёров Льорет де Мара, Фернандо не помышлял над образом романтичного пирата-революционера. Получив резкий отказ, он твёрдо решил порвать с этим местом незамедлительно. Мозг твердил, что нужно поступать по знакомому и осуждаемому им самим сценарию: если не получилось — уезжай. И он уехал, спешно собрав что было, и не простившись ни с кем, кроме матери. Оставшиеся немного банкноты и акции парень решил вложить мудро, обсновавшись в апартаментах в огромной и людной Барселоне. Покупать или даже входить с кем-то в партнерство было для него недостижимо финансово, но что он мог, так это войти в мир торговли - в столь конкурентный и прибыльный рынок. Войти совсем немного, но всё же стать его частью, а дальше, он был уверен, упорство и труд принесут свои плоды. Он хорошо ориентировался на море и знал каждый порт восточного побережья Испании, но что самое важное он знал, что золотая жила кроется в бразильском кофе и латиноамериканских поставках.

Не теряя даром времени, он принялся вести переговоры с крупными владельцами, но за эти пару недель получал лишь отказы. И вот, наконец, сегодня один мадридский мореплаватель согласился, на медвежьих условиях, взять его собой на плавание в Кубу, откуда позволит загрузить какой угодно товар на выделенные пятнадцать квадратных метров. Платить пришлось почти всё, что у него было, но оно того стоило, уверенно размышлял Фернандо. Судно многообещающее и связи у владельца больно хорошие. Однако ситуация была неспокойна не только на душе у Фернандо, что упорно отгонял любое напоминание о волнующих последних событиях, но и в стране в целом.

Сторонники дона Карлоса, брата нынешнего короля Фердинанда VII, подняли мятеж в Каталонии. Апостольская хунта, перешедшая в теневое правительство после реформ регента, видела лишь в Карлосе наследника престола. По городам слухи бродили задолго, но барселонцы были слишком твёрдо уверены в нерушимом авторитете короля, звавшегося в народе Эрнандо, не ожидая не то что попытки узурпации, а даже мятежа. События, произошедшие в северо-восточных регионах — Фигерасе, Бесалу, Баньолесе, прогремели, словно гром среди ясного неба, внезапно разделив всех людей на две группы. Революционно настроенные граждане прильнули к рядам карлистов, подвергнув себя осуждениям общества, родных и близких. Бывало в одной семье два сына, расходившиеся во взглядах, начинали вербоваться во враждующие лагеря. Раскол был ощутимым и накалялся всё более. Столица ещё держалась, но люди чувствовали приближение неизбежного и уповали на милость Бога, ибо если мятеж будет подавлен король не пощадит никого, также, как и Карл, если подавить его не удастся.

Фернандо развернувшаяся ситуация не волновала вовсе. Он должен был отплывать через несколько дней, а за это время что-нибудь да решится в этой колыхающейся в огнях Каталонии. Кто знает воистину в каких землях искали бы мы сероглазого брюнета, не получи он трагическое письмо утром двадцатого августа. Писала мать:

Фернандо, ты должен немедленно возвращаться. Я с трудом нашла твой адрес через знакомых, но сейчас совсем не время на твои детские обиды. Сообщаю тебе ужасные вести и уповаю на твоё мужество и твёрдость духа. Эти маргиналы добрались до Льорет де Мара, арестовав твоего отца. Антонио, бедняга, бежал в Мадрид. Ты должен понимать, что он не мог подвергать себя такой опасности. Кто знает, как бы они с ним обошлись? Но это ещё полбеды — Жардинс де Таронья сожжена. Низкий человек — капитан Пабло, во время ареста вступил перепалку с твоим отцом и в отмщение приказал таким же гиеноподобным солдатам поджечь дом. Я сейчас в безопасности, у своей сестры в Палафольсе. Тебе нужно немедленно ехать обратно и разобраться, пока пустующее поместье не заняли восставшие. Я не желаю слышать никаких отговорок и оправданий, дай мне знать, как что-то узнаешь. И да, береги себя.

С любовью ....

Фернандо пришел в замешательство. Его обуревали двойственные чувства: с одной стороны, дом, где прошло его угрюмое и преисполнено страданиями детство и юность, был сожжен, частично или полностью, а несгибаемая воля отца в каком-то смысле сломлена, что не могло его не радовать. С другой стороны, в нём забурлила каталонская кровь человека, привязанного к своей земле, но что самое важное была задета самая чуткая черта характера — гордость. Кто-то посмел унизить столь мерзким образом авторитет и репутацию де Лавера, разбросав членов древнего рода по стране и покушаясь на их собственность. Ах, собственность! Фернандо был собственником до мозга костей и делиться, особенно тем, что навсегда должно было остаться в руках де Лавера, пусть даже не в его — не важно, он не собирался. Поступок Антонио, до того предсказуемый, что было бы удивительно сделай он иначе, заботил Фернандо с другой стороны, нежели маркизу. Предчувствие подсказывало, что бесхребетный братец может вляпаться во что-то крупное, но времени раздумывать над этим не было. Запрыгнув в первую почтовую повозку, он мчался в Льорет де Мар, не представляя, что ожидает его там, и где он окажется потом.

Когда колеса въехали на ровную и глинистую почву прибрежной провинции, взору Фернандо открылись последствия столь обсуждаемой в Барселоне надвигающейся революции. Погромы были не сокрушительны, но оставили следы на постройках и зелёных полях, покрытых теперь багровыми ручьями. У этого капитана действительно было пристрастие к поджогам, ибо над черепичными крышами витал серый смог, а сожжённая и покрытая копотью земля и стены домов создавали атмосферу разрухи и неопределенности, такой несвойственной сытому и праздному население Льорет де Мара. Серьёзность письма матери в полную силу осозналась Фернандо, когда раскидистые роскошные сады и каменный величавый особняк предстали в плачевном состоянии. Близлежащая растительность: многолетние плющи, чайные розы, пальмы и густые кусты камелий - серьёзно пострадала, но, к счастью, дальше подоспела помощь, и пышная крона деревьев сохранилась нетронутой. Пламя поглотило нижние этажи, чёрные полосы которой, словно щупальца, выползали из открытых настежь окон, направляясь выше. Входная дверь выбита, а стёкла разбиты и рассыпаны по грязно-оранжевому газону, столь непривычному для Жардинс де Тароньи.

Под весом Фернандо заскрипел покрытый копотью полуразрушенный пол. Занавески, шелковые ковры, пуфик и драгоценны картины - всё было безжалостно поглощено и предано их первозданной форме - пеплу. От задней веранды, откуда по-видимому и начали поджог, не осталось и следа, лишь полусгоревшие куски древесины. Ветер спокойно гулял по дому подбрасывая и играясь, словно маленький ребёнок, тем немногим что уцелело. К ноге Фернандо подлетели какие-то клочки серых бумаг, перешагнув их, он устремился в парадную, а затем в отцовский кабинет. Подниматься наверх и думать было страшно, основной каркас здания мог изрядно пострадать. Его взгляд не задерживался на навсегда потерянных предметах роскоши и комфорта, что так старательно собирались не один десяток лет, нет, его волновали более масштабные вопросы — он видел, как рушится неприступная крепость в его глазах. В жизни могло произойти что угодно, но одно должно было всегда остаться неизменным — нарочитая помпезность Жардинс де Тароньи и холодный взгляд маркиза во главе стола. И где это всё сейчас? По спине пробежал лёгкий холодок: он ожидал увидеть небольшие разрушения, но не был готов к полному коллапсу. Алчные языки пламени словно унесли одним взмахом особенность атмосферы родного дома, навсегда лишив его жителей возможности насладиться такими же тихими и преисполненными богемности вечерами, будь то в компании десяти или трехсот человек. Какой бы он не сделал ремонт, сколько бы не вложил в реставрацию — это будет другой дом, другая история и другая Жардинс де Таронья.

Кабинету повезло не больше, чем остальным комнатам. Письменный стол держался словно на честном слове, готовый развалиться по дуновению ветра. Копоть, покрывшая стены, слетала, приземляясь на его бежевый жилет. Дышать было тяжело, и он выбил запертое окно, дав морскому бризу разгуливать и здесь. Обитый бархатом стул распался на части, слившись с остальной сожжённой массой на полу. Вот он — престол железного и принципиального Альваро де Лавера. Какая ирония, что ему, Фернандо, предстояло созерцать это крушения. В сердце укололо, но не от жалости к отцу, а от осознания недолговечности всего живого. Нет, ему сейчас совсем не хочется вдаваться в меланхоличные рассуждение о смысле бытия и неотвратимости судьбы. Его просили проявить мужество и стойкость, заглушив всё остальное, кроме реалистичной стороны его натуры. Фернандо обвёл взглядом комнату и вид из окна. Если он не хочет потерять поместье, он должен незамедлительно приняться за починку и собрать всех слуг. Отец в числе военнопленных, и его будут использовать при обмене или потребуют выкуп. О более серьёзном исходе парень не помышлял, ещё ни одной публичной казни не происходило с начала мятежа. Тем не менее, чтобы его вывезти из плена потребуются военные связи. Увы, у него таковых не имелось, а в нынешнее время все остальные были бесполезны. Что же делать? Откуда ещё можно подобраться к карлистам? Ответ пришёл незамедлительно и был ясен как день - податься в королевскую армию. На секунду Фернандо застыл на месте - опять война? Опять эта грязь, убийство и кровь? Он бежал от неё, он до сих пор страдает от совершенных последствий, а теперь добровольно пополнит ряды солдат, взяв в руки мушкет и саблю? Как он не старался, другой возможности он не видел на данный момент. Приглушенные шаги отвлекли его от раздумий.

— Кто там? — грозно окликнул он, запустив руку за револьвером.

Низкий и щупленький мужчина, судорожно ухватившийся за свой портфель, медленно и осмотрительно вошёл в кабинет, постоянно оглядываясь на потолок, словно боясь, что дом вот-вот обрушится на его полноватую фигуру. Фернандо не составило труда узнать в этом поседевшем и заросшем сеньоро их семейного поверенного, в особенности специализировавшегося на юридических условностях отцовских дел. Поверенный поклонился, стряхивая с себя осевшую копоть и принялся быстро и отчётливо объясняться.

— Дон Фернандо, — он откашлялся, — я прибыл сюда по настоянию достопочтенной маркизы в эти нелегкие времена. Искренне рад встрече с вами и хочу заметить, что в завещании...

— Я прекрасно знаю, что в этом завещании! — раздраженно перебил парень. — Лучше ответьте, где сейчас документы на поместье. Я не могу терять времени, в случае потери нужно составить новые и незамедлительно.

— В том-то и дело, — мужчина полез за чем-то в свой портфель, — что его сиятельство забрало завещание около месяца назад из моего хранения с целью изменить пару пунктов, и, как я понимаю, оно не уцелело в этом пожаре, — вынеся пустой лист, он уверенно поставил его на стол. — Согласно закону и в случае отсутствия каких-либо заранее обговоренных противоречий, которые, как вы видите, у нас утеряны, все земли, наследство и титул переходят в руки старшего сына.

— Что? — шокировался Фернандо, дёрнув бровью. Такого поворота событий он не ожидал. — Чепуха! Отец жив, и я не собираюсь занимать его место, а тем более идти против воли.

— Понимаю, дон, — кивнул поверенный, — но если вы не возьмёте всю ответственность на себя в данный момент, и так как я не могу разыскать дона Антонио, то судьба не только Жардинс де Тароньи будет под угрозой, но и всех капиталовложений, акций, земель, счетов - всё то, над чем маркиз усердно трудился может быть утеряно.

Фернандо нерешительно дёрнул головой, проводя пальцем по переносице. Управлять всеми богатствами де Лавера? Он никогда даже не мечтал об этом. Нужно ли это ему? Да, без материальных средств он не сможет реставрировать поместье. Без благовейного титула не сможет управлять всеми имеющимися доходами и ресурсами, но... но гордость? Принять это всё, как обугленную кость, брошенную ему судьбой? Это не его, это переходит Антонио, он не нуждался никогда и в центе с отцовского наследия и, приняв сейчас всё, он выставит себя на посмешище перед лицом общества, но самое главное перед отцом, который будет упиваться от сознания собственного превосходства. Нет, не быть этому! Он найдет другой выход.

— Повремените, дон, — словно читая мысли парня, заговорил мужчина, — давайте начистоту. Даже если сейчас ваш брат появится из ниоткуда, мы оба знаем куда уйдет львиная доля наследства - на выплату карточных долгов. Я хоть и человек в возрасте, но мне хорошо известны числа, проигранные доном Антонио хотя бы за последний месяц . Он славный парень, но ему недоставает внутренней силы, чтобы управлять таким состоянием. Я всегда твердил это его сиятельству. Вы мне тоже не глубоко симпатичны, — честно признался поверенный, — но я знаю вас, Фернандо. Вместе с вспыльчивостью вам досталось и решимость от отца, а именно в ней так нуждается ваша семья сейчас. Войдите в свои законные права - не дайте исчезнуть всему, что так дорого для вас.

Лицо Фернандо всё ещё выражало слегка заметное замешательство. Он стоял молча около минуты, а после утвердительно кивнул головой. Выбирая между крахом всего и уязвленной гордостью, он мужественно выбрал второе. Когда всё встанет на свои места, он оставит состояние законному наследнику, и уедет куда намеревался. Поверенный спешно написал подробный документ, заверив его подписью и печатью, а после радостно от сознания того, что с щепительным делом покончено и он может покинуть опасный регион, повернулся к парню.

— Поздравляю, дон. Отныне вы официально: Фернандо де Лавера Сабатер, шестой маркиз Льорет де Марский, владелец полутра тысячи акров земли в маркизате Льорет де Мар, двух тысяч в городе Жирона и законный хозяин банковских счетов, ценных бумаг, облигаций, недвижимого и движимого капитала в размере полутра миллиона песэнов.

Оставшись один во всё ещё душной комнате, Фернандо не почувствовал никакого облегчения или удовлетворения от нового статуса. Казалось, он стал лишь очередным грузом на его плечах, который придётся нести ради благополучия семьи, пренебрегавшей им. Направившись к выходу, парень внезапно застыл на месте: у входа стояла знакомая женская фигура в сером дорожном платье. На долю секунду он принял её за видение, но всмотревшись в запыхавшееся и покрасневшее лицо, прилипшие ко лбу пряди чёрных волос Фернандо убедился, что перед ним стоит Корнеллия. Девушка жалостливо обвела взглядом обугленную мебель и почерневшие стены. Её руки дрожали, губы были нервно поджаты, а глаза метались из стороны в сторону, остановившись на нём.

Последние девять часов были одними из самых нервных в её жизни. Адриана сбежала, когда к герцогам заявился очередной гость, и вся семья окружила того вниманием. После злосчастного вечера ей открылось истинное лицо Хавьера и, не питая больше глупых надежд, она решительно принялась готовиться к побегу. Взять с собой и часть привезенных вещей она не могла - её бы сразу заподозрили, направись она куда-то с саквояжем. Пришлось одеться с утра менее элегантно, но более комфортно. Прогуливаясь по саду, Адриана выждала минуту, когда скроется из поля зрения своей дуэньи, а затем, не теряя времени, перепрыгнула через изгородь, стремясь изо всех ног к дороге. Она не оборачивалась - самым страшным было увидеть, что за тобой гонятся. Её несла неизведанная сила: страха или любви судить вам. От её шагов вздымались облака пыли, но девушку сейчас совсем не заботила, что кожа или одежда запачкаются, а волосы выбьются из причёски. Единственное желание - поймать кэб и уехать к чертям из этого места.

Спустя полчаса ей удалось остановить один, это было ближе уже к городскому центру, и, заплатив ему золотыми серьгами - тем немногим, что она унесла с собой, Адриана ехала в Льорет де Мар. Ей пришлось накинуть на себя капюшон, чтобы не встретиться случайно с Хавьером - она не сомневалась, он постоянно вертелся в этих местах. Душа не могла успокоиться: а что ждёт дальше? Наведываться к Долоресам было бы опасно для них, де Тордера могут поднять большой скандал. Ах, бедный Бернард, сколько же он выложил за её счастье, что этот шакал так позарился? Да, и не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы осознавать в каком положении находится женщина в девятнадцатом веке, сбежавшая из-под алтаря. Поползут ужасные сплетни, её репутация будет погублена навеки, и замужество ей уже никогда и не светит. Да и к черту его! Если бы она и хотела надеть подвенечное платье, то только ради Фернандо, но он потерян и уже никогда не вернется. Рёбра, казались, сжались под каким-то давлением, принеся девушке мучительную боль. Она разберётся, что делать потом, главное уезжать с Тордера, подальше от этого проклятого Форталеса, а там на месте будет видно. Ах, плюс ко всему эти ужасные мятежи, о которых все вокруг трезвонят. Как же всё усложняется и усложняется, а её мозг отказывается ответить на вопрос из школьной истории: Сколько карлисткое восстание длилось?

Ужас, в который привёл её вид обшарпанного Льорет де Мара, был не меньше, чем у Фернандо. С тоской и щемящей болью она проезжала поврежденные здания и истоптанные под бастующими пожелтевшие травы на уже не столь безмятежных лугах. Целы ли Долоресы? Не пострадали ли Кобреро? И прежде чем третья, не менее значимая для неё фамилия, вылетела из уст, взору открылась пострадавшая от поджога Жардинс де Таронья. Выпрыгнув из кэба, Адриана неслась к нему, словно скорость её шагов могло повернуть вспять все разрушения. Ах, как нелегко наблюдать, как нечто прекрасное превращено в золу, навсегда лишив окружающих возможностью любоваться им. Лихорадочный мозг сейчас не думал о том, что кто-то её заметит и начнутся ещё более хлёсткие пересуды, чем она итак ожидает получить. Её вела внутренняя сила - женское любопытство. Ну не могли ведь маркизы серьёзно пострадать? Она очень верила в это и молилась за них, вступая на порог и встретившись с тем, с кем меньше всего ожидала сейчас.

Вот он стоит в каких-то пяти метрах от неё. Такой же высокий, овеянный ореолом силы и элегантности, ибо и жилет, и брюки сидели на его атлетическом теле идеально. Из-под густых чёрных бровей смотрят, хоть и немного отрешенно, знакомые серые глаза. Всего час назад она считала, что навсегда потеряла этого человека и никогда не будет наблюдать этой грациозной походки и напряженных скул, а он здесь, так близко, что можно прикоснуться и обнять. От последней мысли всё сжалось внутри Адрианы: как бы ей хотелось, чтобы он сейчас заключил её в объятия и пообещал, что всё пройдет. Вот бы услышать с его уст, что помолвку можно расторгнуть, дом этот починится, революция вскоре же будет подавлена, а он... он теперь никогда её не оставит. Уголки зелёных глаз приподнялись в радостном выражении, но лицо Фернандо оставалось чуждым и каменным.

— Фернандо, — воодушевлённо произнесла девушка.

— Дон Фернандо, — холодно поправил он, пригласив её жестом за собой в одну из комнат. От его слов по Адриане пробежались мурашки, но она мужественно последовала за ним, откинув капюшон.

— На сколько я помню с нашей последней встречи, — заговорил он, расхаживая по комнате и не взглянув на неё. Присесть было не на что, и они оба стояли в просторной бальной, — я для вас мёртв. Полагаю, вы приехали на похороны. Очень удачно, особняк оплакивает вместе с вами.

— Не говорите так, — она видела, что его доверие потеряно, но не сомневалась, что созданный слой льда возможно растопить. Помолчав с минуту, собирая в кулак свою волю и, подавляя волнение, девушка продолжила: — Я ушла от Хавьера.

— Невероятно глупый поступок, — ядовито бросил Фернандо, испепелив её взглядом.

— Не хотите узнать почему?

— Дайте угадаю, — он прошёлся к окну, — герцог не соответствовал вашим ожиданиям сказочного принца? Он отказался носить вас на руках и покупать новое платье для каждого бала?

— Причем тут балы и платья? — вспыхнула девушка. — Он оказался отвратительным человеком: озлобленным и алчным.

После последнего слова Фернандо метнул быстрый взгляд на девушку, на секунду задумался, а затем снова надел маску безразличия.

— Ваша ветреность и легкомыслие дорого обошлись сеньору Долорес.

— И это всё что вы можете сказать? — силы отступали, она чувствовала, что Фернандо отдаляется от неё на глазах.

— Вы же не ожидаете, что, познакомив вас, я несу ответственность за качество брака? — легкая усмешка коснулась его губ.

— Хватит об этом браке! Я стою здесь далеко не из-за него, — он молчал. Адриана глубоко вздохнула, прежде чем продолжить. — Я долго думала над нашим последним разговором. Это так странно, мы оба говорили, и оба друг друга не слышали. Я поня...

— Корнеллия, — резко перебил он, заметив, как потухли едва зародившиеся огоньки в её глазах, — как видите, я сейчас не в том состоянии, чтобы слушать ваши исповеди. Сходите лучше в церковь.

— Не будьте так жестоки, — сердце её сжалось от безысходности. — Вы и так знаете, что я пришла, потому что неравнодушна к вам. Я не знала, что вы будете здесь. Говорили, что вы исчезли навсегда, но мы встретились. Разве это не судьб...

— Это случайность, — снова перебил Фернандо, продолжая испепелять её взглядом, — а вы глупое, слабое, избалованное, привыкшее получать всё, что пожелает и неприспособленное к жизни существо, которому не под силу даже прочесть что-то кроме радужных романов и детских сказок. Вы верите в свои дурацкие, приторно-розовые представления о мире и людях, далекие от реальности. Вам хотелось лошадок и саблей – вы их получили, вам хотелось балов и поклонников – и в них у вас не было недостатка, вам хотелось титулованного и красивого жениха – он был у ваших ног. Чего же вам хочется теперь? Испробовать запретного? Сейчас вам понадобился человек с погубленной репутацией, трудным прошлым и неопределенным будущим? В этот раз не сработает. Я не сдамся во власть женских чар и не брошусь в ваши объятия. Всё кончилось в ту ночь, когда вы сделали свой выбор, и лучше бы вам молить де Тордера о прощении, чтобы вы ему там не наговорили, ибо другого будущего у вас нет.

Девушка смотрела на него, чувствуя, как подступивший к горлу ком лишает её кислорода. Нет, его жестокость переходила всякие границы, но она не отступит.

— Я поступила опрометчиво, Фернандо, — заговорила Адриана, превозмогая желание разрыдаться и убежать. — Я оскорбила вас в тот день, отнеслась пренебрежительно к вашим словам. За мной немало ошибок, но, — зелёные глаза пристально смотрели в каменное лицо, вкладывая всю душу в последующие слова, — я вас люблю.

Его лицо озарила надсмехающаяся ухмылка. Он обвёл её глазами, словно товар, а после добавил колко:

— Посмотрите на меня, я похож на идиота, у которого от этих слов начинают сверкать глаза?

— Вы хотите меня задеть, — понимающе проговорила девушка, мысленно готовая к сопротивлению с его стороны. — Вам хочется, чтобы я испытала ту же боль, что и вы тогда, но на самом деле вы так не думаете.

Фернандо замер, не успев измерить шагом комнату в десятый раз. От этих слов он весь вспыхнул. Его взбесил тот факт, что она пытается выглядеть понимающей. Желание сокрушить её самоуверенность всецело поглотило его. Ему хотелось задеть её по больному, увидеть замешательство на этом мило личике, которое растоптало в пух и прах его признание. Пусть Корнеллия испытает хоть раз что-то, выходящее за грани легкомысленных сценариев. Правда, он не рассчитал, что этим хрупким плечам не свойственно выдерживать ту же тяжесть, что покоится на его собственных.

— Хотите выглядеть той, что меня знает, значит, — засунув руки в карманы, он вальяжно приблизился к ней. — Небось считаете себя единственной, кому известно всё об этом сумасшедшем Фернандо.

Жестокие огоньки в серых глазах заставили Адриану отступить на шаг. Этот жест ещё больше подзадорил его, и он потерял всякую грань, дав волю обиде.

— В таком случае, — продолжал Фернандо издевательским голосом, продолжая загонять девушку в угол, — вам стоит знать, что я привык слышать эти слезливые слова от женщин покраше и поумнее вас, — он прошёлся по ней оценивающим взглядом, словно не замечая, как её покрасневшее лицо начало стремительно бледнеть. — Как думаете, что происходило после? Через несколько минут после признания они оказывались в моей кровати, — в этот момент он цинично улыбнулся, от чего ей стало не по себе, — а через пару дней на них обрушивался шквал общественного осуждения. Вот такая плата за пресловутую любовь ко мне.

Обычно в романах в такие моменты перед лицом героини плывёт комната, и она теряет сознание, а герой подхватывает её еле живое тело, мгновенно сожалея о сказанных словах. Но у Адрианы не подкосили ноги. Она была опустошена и разгромлена такими унизительным намёками, но плакать себе не разрешала. Он растоптал её гордость, наплевал на чувства, но она не позволит ему увидеть и слезинку на своём лице. Возможно, дай девушка волю эмоциям, что-то бы колыхнулось в каменной оболочке Фернандо при виде сломленного под тяжестью его упрёков существа, но Адриана продолжала смотреть в его жестокое лицо с высоко поднятой головой, и ему лишь осталось нанести решающий удар.

— Раз вы до сих пор здесь, — приблизившись почти вплотную, процедил он, — значит, принимаете мои условия, — Фернандо взял её за подбородок. — Признаться, я часто представлял, как расплетаю ленты на вашем корсете, — её сердце ушло в пятки от того, каким взглядом он в неё впивался, — как волны юбок падают на пол, а волосы рассыпаются по оголенным плечам.

— Замолчите! Вы всё врете! — желание закрыть ладонями уши боролось в Адриане с желанием продолжать выглядеть сильной перед ним.

— Я не совру, если скажу, что это единственное, зачем я тогда унижался перед вами, — упиваясь наконец её растерянным выражением, Фернандо понял, что выбрал правильную мишень. — Это вообще единственное, почему я позволяю себе раскидываться клятвами. Вы ведь помните, как я говорил вам однажды, что могу проделывать признания так, что у женщин и сомнения не возникнет в моей искренности?

Адриану будто облили холодной водой, и она вжалась в стену, словно та могла укрыть её от этого грубого человека. Фернандо остановился в паре сантиметров от неё, дерзким движением закрутив на палец один из её локонов.

— Ну так, что? Вы уже представляете ночи в трактире?

— Животное! — оттолкнув его с несвойственной ей силой, Адриана выбежала прочь.

Позади осталась бальная, особняк, небольшой фонтан у входа, а девушка продолжала нестись, как ужаленная, не различая вокруг себя ничего. Мозг всё также отказывался работать, а ноги несли куда подальше. Она сама не поняла, как оказалась у двери Кобреро.

— Не спрашивайте ничего, сеньора, — произнесла девушка бледная, с трудом сдерживая рыдания, — окажите мне последнюю услугу. Вы ведь не откажете мне?

Женщина неплохо перепугалась при виде такой Корнеллии. Не было сомнений, что у девушки произошло нечто серьёзное. Неужели революционеры добрались до Тордера? Ах, ну почему она так странно говорит и смотрит, словно в бреду?

— Конечно, не откажу. Что произошло? Не молчи, — она усадила её в кресло, приказав служанке закрыть дверь, оставшись с ней впервые наедине, без детей.

— Помните, вы уговаривали меня повременить с замужеством даже предлагали пойти работать гувернанткой? Не спрашивайте причины, но я сбежала от Хавьера и мне необходимо то место, о котором вы говорили. Учительницей музыки для девочек, не так ли? Я согласна на всё, но мне нужно езжать немедленно.

— Не так быстро, Корнеллия, — сеньора продолжала пребывать в шоке. — Вы же понимаете, что то, что вы совершили верх неприличия! Вы не сможете больше появляться в почтенных домах, посещать ба...

— Ах, ну почему все сегодня помешались на этих балах? — Адриана в отчаянии закрыла лицо руками. — Простите, сеньора, но мне действительно нужно это место, и было бы лучше напиши вы рекомендательное письмо не на моё настоящее имя. Если вы не хотите мне помогать, я пойму, но не мучайте меня расспросами. Каждая секунда на счету.

Сеньора Кобреро знатно перепугалась. Эта девушка скрывается от кого-то! Бедное создание, эти де Тордера никогда не внушали ей доверия. Отказать и бросить её на улицу, в рабочий дом? Нет, уму непостижимо! Уступив мольбам, сеньора согласилась. Да, она даст ей направление к семье, о которой твердила. Куда это приведёт неизвестно, но процесс запущен и хуже вряд ли может случиться. Ах, какие поползут слухи! Репутация будет разрушена окончательно. Жалость к потерянной душе вылилась у женщины в тихое обещание, что она будет отстаивать её честь на сколько будет возможно.

Выйдя от Кобреро и держа в руках драгоценное письмо, Адриана всё еще действовала словно по инерции. На ватных ногах она быстро направлялась в сторону станции, где собиралась нанять кэб до Барселоны. Её душа была разорвана в клочья, мельчайшая надежда потухла в глубине светло-зелёных глаз. "Что, — говорила она себе, — может быть хуже?" Обойдя квартал, взгляд её упал на невысокую женскую фигуру. Девушка спокойно передвигалась, держа какой-то свёрток в руках. Копна чёрных волос была аккуратно собрана к затылку, позволяя лишь нескольким прядям свисать у висков. Адриана остановилась, пристально вглядываясь, а после, словно по её телу прошёлся разряд, начала идти ещё быстрее, почти бежать. Хоть они никогда прежде не встречались, не было сомнений, что это Корнеллия Гонзалес собственной персоной направлялась к дому Долоресов в такой же судьбоносной накидке, что была подобрана Адрианой ранней весной.

Конец первой части

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

[1] — в испаноязычных странах: пожилая женщина, повсюду сопровождавшая молодую девушку дворянку.