Теа

Я не смогла поймать тот момент, когда начала четко осознавать происходящее, видеть и слышать все вокруг, воспринимать окружающий мир. Переход из царства всепоглощающей темноты в реальность был расплывчатым и едва заметным, поэтому я не вполне уверена, что происходило во сне, а что – наяву.

Однако скоро стены больничной палаты передо мной перестали расплываться и исчезать в тумане, и я даже смогла рассмотреть помещение, где лежала, детальнее. Кремовые стены, одна более темного оттенка, с небольшим плоским телевизором посредине. Слева от моей койки – небольшой шкаф и круглый столик, на котором стояла ваза со свежими цветами.

От моих рук, торчащих из широких рукавов больничной рубашки, к медицинским аппаратам змеились тонкие трубки. Если по ним и текло какое-то лекарство, то оно было прозрачным.

Дверь в палату была приоткрыта. Я зажмурилась, потом снова открыла глаза. В ушах до сих пор звенело.

Потом до меня донеслись быстрые шаги.

– Мистер Андерсон.

– Доктор Харди.

Стоило мне услышать его имя, как я невольно запаниковала. Что случилось? Я помнила последний вечер в особняке только обрывками. Я напилась... Ох, черт... Что я натворила? Мы что, опять подрались?

Попытки сосредоточиться на воспоминаниях вызвали головную боль, и я решила вернуться к разговору, часть которого уже упустила.

– ... лучшие специалисты, лекарства, уход. Я оплачу любые расходы. Запомните: о ней должны заботиться круглосуточно. Если с моей девушкой что-то случится, вы будете отвечать лично.

Его девушкой?! Это он обо мне? Вот кретин! Мерзавец!

От злости я впилась пальцами в простыни и сжала кулаки, но тут же едва подавила испуганный вскрик: игла, воткнутая в вену, дала о себе знать. Пожалуй, не стоит сильно напрягаться сейчас. Лучше подожду, пока мы с Андерсоном останемся наедине, и тогда... О, тогда я ему все выскажу!

– Конечно, мистер Андерсон, – отозвался доктор – невысказанная угроза Джеймса его совсем не трогала. – Мы сделаем все возможное, чтобы мисс Грин как можно быстрее поправилась.

– Что показали результаты обследования? – немного резко спросил Андерсон, и я насторожилась.

– Обморок в результате травмы головы, – теперь, оказавшись в своей стихии, врач говорил еще более уверенно и даже с некоторым энтузиазмом. – Мисс Грин, похоже, упала с большой высоты: удар достаточно сильный, поэтому она так долго и не приходит в себя.

– У нас очень крутая лестница, – отрывисто произнес Андерсон.

Я чуть не задохнулась от возмущения. Мне, конечно, немного отшибло память, но не настолько же! Не падала я ни с какой лестницы!

Сцена, будто вспышка света, всплыла у меня в мозгу и на мгновение заставила поморщиться от головной боли. Точно! Андерсон вернулся домой с какой-то девушкой, а потом мы... Подрались? Да, мы с ним препирались, он потащил меня в комнату...

– У нее легкое сотрясение – не более того, – как ни в чем не бывало продолжал доктор. Как там Андерсон его назвал? Доктор Харди? – Предпосылок для амнезии нет. Конечно, окончательно я смогу определить состояние пострадавшей только после того, как она очнется.

Андерсон скупо поблагодарил доктора, и в коридоре снова раздались шаги – на этот раз тяжелые, неторопливые. Мне показалось, что Джеймс на секунду задержался у приоткрытой двери, но в следующую секунду тень его силуэта промелькнула в проеме.

Вот и отлично! Не уверена, что смогла бы сейчас говорить с ним без криков и скандала.

...

В больнице я провела двое суток. Ближе к вечеру, когда на улице уже начинали сгущаться сумерки, ко мне зашел доктор Харди. Я встретила его с робкой улыбкой: этот мужчина оказался довольно приятным собеседником и хорошим специалистом, и я была ему безмерно благодарна за неусыпный уход за мной.

Глубоко посаженные серые глаза доктора излучали спокойствие и уверенность.

– Думаю, завтра мы вас выпишем. Ваш молодой человек заверил меня, что сможет проследить, чтобы вас никто не беспокоил в течение следующей недели.

Я поджала губы и изобразила вялую улыбку. Чертов Андерсон со своим враньем!

Когда я немного остыла и задумалась, стоит ли опровергать его версию произошедшего, то поняла: будет только хуже. Только полиции здесь не хватало! Андерсон не преминет обвинить меня в краже и выставить виноватой.

Доктор Харди дал еще несколько рекомендаций, потом пожал мне руку и вышел из палаты. Я проводила его тоскливым взглядом. И снова придется коротать вечер в одиночестве...

Стоило мне подумать о том, что Андерсон ни разу еще не навестил меня (не то чтобы мне этого очень хотелось, но он мог бы зайти хоть на минутку), как дверь распахнулась. Джеймс вошел как ни в чем не бывало и остановился в нескольких шагах от меня.

Его лицо не выражало ничего, однако взгляд, показавшийся мучительно тревожным, сразу остановился на мне. Я отвернулась и сделала вид, что очень занята разглядыванием лекарств на полочке.

– Как ты себя чувствуешь?

– Почему ты соврал доктору Харди?

Вопросы прозвучали одновременно, и я все же покосилась на Андерсона. Он отвечать не собирался.

– Замечательно. Меня же просто чуть не убили. У меня все прекрасно.

Мне вдруг на мгновение стало страшно: голос звучал так цинично и злобно, будто я была диким зверем, а не нормальным человеком. В кого же я превращаюсь? Почему не могу больше смеяться, радоваться жизни, даже элементарно улыбаться? Разум подсказывал: ты превращаешься в Андерсона.

Джеймс молчал. Кажется, мой ответ его не устроил.

– Доктор Харди говорит, что завтра меня выпишут. Он прекрасный специалист.

– Вот как.

Мне не понравился тон, каким были произнесены эти слова, и я встревоженно повернула голову к Андерсону. Он разглядывал потолок с таким видом, будто только это спасало его от того, чтобы выместить на мне свою ярость.

– Да, а еще он прекрасный человек, – будто хищник, почуявший запах свежей крови, продолжала я. – И отличный собеседник.

Я стойко выдержала мгновенно брошенный на меня испепеляющий взгляд и не убрала с лица маску сурового хладнокровия.

– В отличие от некоторых.

– Прекрати меня провоцировать.

– И что же здесь провокационного? Я просто констатирую факты.

Я чуть запнулась на последнем слове и замерла – даже на мгновение забыла, как дышать. Он же не... Боже, просто смешно. Чтобы он ревновал меня к доктору Харди? Чтобы он вообще к кому-то меня ревновал?

– В тот день... Кто разрешал тебе напиваться?

– Что, прости?

Все предыдущие мысли улетучились у меня из головы.

– Я не должна спрашивать у тебя разрешения, что мне делать.

– Да, если дело не касается моей коллекции спиртного.

Может, будь я чуть менее зла, мне стало бы стыдно: я ведь правда трогала принадлежащие ему вещи без разрешения. Но мои нормы морали давно полетели к черту, и действовать в их рамках с тем, для кого слова «мораль» вообще не существует, я не собиралась!

– Знаешь, это отличная компенсация за мою сломанную жизнь!

– Сломанную жизнь? У нас был договор, Грин, не забывай об этом, – он поднял указательный палец и ткнул им в меня. – Я, можно сказать, даже оказал тебе услугу, пообещав оплатить твое обучение.

– Ты издевался надо мной, ты чуть не убил меня уже три гр*баных раза! – выкрикнула я, не в силах больше держать себя в руках.

– Веди себя тише.

Мужчина в мгновение ока оказался совсем рядом и наклонился надо мной, так что наши лица оказались на одном уровне. Одна его рука уперлась в стену, другая сжала бортик койки. Я оказалась в капкане.

– Если ты снова нападешь на меня, я закричу, – предостерегла я. Не обращать внимания на панику, что заставляла сердце метаться с бешеной скоростью, становилось все сложнее и сложнее.

Я не успела даже вздохнуть, когда его рука вдруг зажала мне рот – не сильно, но так, чтобы я не могла издать ни звука.

– Слушай меня внимательно, дорогая, – с холодным спокойствием процедил Джеймс. – Ты можешь сколько угодно винить меня в чем тебе захочется, но не забывай, что каждый раз сама лезла на рожон. Думаешь, мне хотелось бросаться бутылками и драться с тобой? Кто виноват, что я сильнее, а у тебя недостаточно мозгов, чтобы держаться от меня подальше?

Мои глаза в панике метались по его лицу, и я молилась, чтобы Джеймс не сделал со мной ничего на этот раз. Мы же в больнице... Здесь полно людей... Он не осмелится навредить мне!

Джеймс долго, мучительно долго смотрел в мои расширенные от страха глаза. А на его лице... На его лице вдруг мелькнуло отчаяние. Будто он вдруг понял, что переступил черту, дошел до точки невозврата...

Мужчина отпрянул так резко, что я вначале не поняла, что свободна. Андерсон сделал еще шаг назад.

Я открыла было рот, чтобы что-то сказать, но Джеймс развернулся и стремительно вышел вон. Грохот захлопнувшейся двери заставил меня подскочить и испуганно зажмуриться.

Почему он остановился? Почему ушел? И что значили его последние слова?

«Думаешь, мне хотелось...»

С ужасом я поняла, что пытаюсь оправдать его. Нет, не оправдать – сказать, что виноваты мы оба. И оба в одном и том же – в своей вспыльчивости. Я не смогла сдержаться, а он не смог усмирить свою ярость.

Мой кулак с грохотом врезался в стол у койки. Цветы подпрыгнули в вазе, стекло жалобно звякнуло. Каждое утро, пока я еще спала, кто-то убирал увядшие и приносил свежие. И каждый раз – розы.

Нет, так больше не может продолжаться... Еще немного – и я начну жалеть этого деспота!

Я перевела взгляд на окно справа от койки и на мгновение прикрыла глаза.

Нужно положить конец всему этому безумию.

Джеймс

Я ненавидел себя за то, что позволил слабости завладеть собой. Ненавидел себя все те дни, что, как мальчишка, ночевал в больнице возле палаты гр*баной идиотки, которую вез сюда, едва не умирая от беспокойства.

Снова. Я снова навредил ей. И сколько бы я ни говорил себе, что она меня спровоцировала, все равно не поверю.

Я всегда был чудовищем, и меня это устраивало. Теперь... Теперь все стало несколько сложнее.

Стена в коридоре приняла удар моего кулака с глухим стуком. Костяшки отозвались болью – не сильной, скорее привычной, чем неожиданной. Я часто сбивал кожу в кровь, чтобы выплеснуть эмоции. Сегодняшний день не стал исключением.

Эмоции.

Я бы многое отдал, чтобы вовсе их не чувствовать. Сколько лет положил, чтобы научиться себя контролировать, чтобы не выдать ничего даже дрожащим мускулом, а теперь все летит к черту.

Всё летит к черту, потому что в моей голове поселилась Теа Грин.

Мне двадцать шесть, и я не привык забивать себе голову разными «если», «а вдруг» и «не может быть». Проще принять факт, что ты болен – а я бл*дь болен ею – и найти лекарство. Моим лекарством всегда была жестокость – и я до конца надеялся, что смогу вытравить девчонку из своей головы, но не получилось.

И сейчас, когда перед мысленным взором до сих пор стояли ее глаза, полные страха, мне хотелось врезать самому себе.

Я бы сломал челюсть каждому, кто обидел ее – и себе в первую очередь.

Только вот в жизни не бывает как в сказках. Да даже в гр*баных сказках прекрасная принцесса достанется принцу, а чудовище будет побеждено. Но не в этой. В этой сказке чудовище получит то, что ему нужно, и они с прекрасной принцессой разойдутся своими дорогами. Навсегда.

Если, конечно, у чудовища не появится шанс взять еще кое-что.

...

Теа

Когда за медицинской сестрой закрылась дверь, я осторожно встала на ноги, стараясь не шуметь.

Моя палата находилась на третьем этаже, зато прямо возле окна вниз спускалась пожарная лестница. С помощью нее я и собиралась сбежать. Потом – через забор и дальше, по ночным улицам. Я попрошу помощи у Элис, куплю билет на ближайший поезд и уже утром буду далеко отсюда.

Так далеко, как только возможно.

Глупо? Возможно. Опасно? Да. Но не так опасно, как и дальше оставаться в одном доме с Андерсоном.

Меня пугали не новые стычки между нами, не его всплески агрессии... Меня пугало мое собственное сердце, которое начинало биться чаще при одной мысли о Джеймсе. Меня пугали мои мысли, которые иногда уходили совсем не в то русло. Меня пугало мое тело, которое до сих пор помнило его прикосновения и слова: «Если хочешь, чтобы я тр*хнул и тебя, просто скажи, Грин».

Я должна была бы чувствовать отвращение к нему, но... Я не чувствовала.

На улице уже стемнело, и, если честно, мне совсем не хотелось разгуливать по ночному городу в больничной пижаме, одноразовых тапочках и с бинтом на голове. Быстрее бы дойти до дома Элис!

Телефон я оставила на столике, рядом с цветами. Вдруг там действительно маячок или прослушка? Единственная моя вещь, которую я всегда носила при себе – мамина подвеска, отправлялась в бега со мной.

Я открыла окно. К счастью, оно не издало ни малейшего шума, и я аккуратно влезла на подоконник. В голове по-прежнему стоял небольшой туман, но я заставила себя сосредоточиться. Чтобы дотянуться до лестницы, надо было наполовину высунуться наружу и протянуть руку.

В детстве я много лазила по деревьям, поэтому этот «акробатический номер» провернула без особых усилий. Правда, мокрые после дождя ступеньки выскальзывали из пальцев, и в какой-то момент мне даже показалось, что я рухну вниз, пока буду перебираться из окна на лестницу, но все обошлось.

Холод пронизывал до костей, сырость ощущалась каждой клеточкой тела. Спускаться по тонким скользким перекладинам в больничных тапочках оказалось труднее, чем я ожидала. Прошло больше пяти минут, прежде чем я повисла на руках и спрыгнула наконец на землю.

Мокрый асфальт жег пятки пронизывающим холодом, казалось, теперь я чувствовала все его неровности и шероховатости. Не теряя времени, я быстрым шагом направилась к ограждению, к счастью, довольно удобному, чтобы без труда перелезть через него.

Тусклый свет фонарей освещал притихшие, безлюдные улицы с их тротуарами и мостовыми. Изредка мимо, обрызгав меня, проносились машины.

Нью-Йорк – это город, который никогда не спит. Центральные улицы, конечно, были полны народа, поэтому я пошла окольным путем, через спальные районы.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сориентироваться. Я обогнула Кингс Хайвей и свернула в следующий квартал.

Внезапно пошел дождь. Он дал о себе знать сначала редкими каплями, которые можно было принять за стекающую с крон посаженных у тротуара деревьев воду, потом моросью на лужах, а потом и сильными холодными струями. Тонкая пижама быстро намокла, как и бинты на голове, которые мне пришлось снять и бросить в ближайший мусорный бак. Волосы тут же налились тяжестью, а когда я откинула их назад, намертво прилипли к лопаткам.

Меня начала бить мелкая дрожь: подул холодный ветер, и ливень с каждой секундой только усиливался. Обхватив себя руками, я побежала вперед.

Зачем я вообще ушла? Господи, идиотка... Что я здесь делаю?! Если так хотела избавиться от Джеймса, надо было попросить помощи у персонала. У доктора Харди, например. Может, он бы послушал меня и помог тайно бежать из города.

Но я не хочу бежать. Я как будто застряла в оцепенении, осталась между прошлым и настоящим. Правда в том, что я не знаю, что мне делать. Я не знаю, куда мне бежать. Я даже не знаю, как мне скрыться!

На глазах выступили слезы отчаяния, и я, уже не сдерживая себя, разрыдалась. Бежать больше не было сил, я остановилась, рывком убрала слипшиеся волосы с лица и проглотила горькие слезы.

Я не могу разобраться в своих мыслях, чувствах, желаниях и поступках, будто все это время мной управляет кто-то другой!

Дождь кончился так же неожиданно, как и начался. Однако холод не прошел, одежда висела на мне мешком. Стуча зубами, я медленно поплелась дальше.

Да, я боялась признать, что уже не смогу прожить без ежедневных стычек с Андерсоном, без его угрожающих взглядов... Я ненавидела его и одновременно не хотела расставаться с ним! Все его вспышки ярости, неуправляемое поведение, ужасные манеры почему-то привлекали меня, они уже стали частью моей жизни, как прогулки с Элис или телефонные разговоры с Эдди.

Я закусила губу, борясь с новой порцией слез. Мне нужна передышка. Да. Просто передышка.

Вдруг из-за угла навстречу мне вышла небольшая компания парней – человек пять-шесть. Они громко смеялись, размахивая бутылками с недопитым дешевым алкоголем, покачивались и чуть не падали, так что я сразу поняла: они мертвецки пьяны.

– Ой, кто это тут у нас! – заплетающимся языком пробормотал один из них, когда я проходила мимо.

Вся компания, словно по команде, развернулась и сменила траекторию движения, преследуя меня.

– Куда же ты, красавица!

Я ускорила шаг. Боже мой, лишь бы они отвязались! Хорошо же я сейчас выгляжу: в мокрой, прилипшей к телу футболке и бриджах по колено!

– Девушка, девушка! Кто же вас обидел? Мы его накажем!

– Крошка, ну не уходи! Мы просто хотим повеселиться...

Дружный хохот и свист наполнили улицу. Чувство отвращения обожгло внутренности. Я перешла на бег, но бежать в больничных тапочках было неудобно, поэтому я избавилась от них на ходу.

Но я еще недостаточно сильно окрепла после обморока. Мои преследователи очень скоро нагнали меня и окружили со всех сторон.

Я беспомощно озиралась по сторонам, надеясь на чудо, которое спасет меня, и проклиная свою глупость. Истерика немного отступила, и я яростно стирала слезы со своего лица.

Они спросили, кто меня обидел? О, это абсурдно, но я бы очень хотела, чтобы этот «кто-то» сейчас был тут.

Грязные шуточки, крики и смех уже не достигали моих ушей. Я совсем потерялась в происходящем и могла только вертеться вокруг своей оси, жалобно всхлипывая.

Вдруг яркий свет ослепил меня. Только скрип тормозящих о мокрый асфальт шин навел на мысль о том, что в нескольких метрах от меня резко остановилась какая-то машина. Хлопнула дверца – и компания моих обидчиков дружно двинулась туда. Они выкрикивали какие-то угрозы, потрясая кулаками, и я снова впала в панику. Что если водитель машины хотел помочь мне, а теперь оказался один на один с этими извергами?

В ярком свете фар появились очертания фигуры, мне она показалась смутно знакомой. Я прикрыла глаза рукой и прищурилась: ну надо же... Вспомни солнце – вот и лучик.

Какая ирония... Какая гр*баная ирония! Вся моя жизнь теперь – гр*баная ирония!

Андерсон вышел вперед и размял кулаки. На его лице застыла маска немого бешенства, прикрытая жалкими попытками держать себя в руках.

– Кто там собирался быть первым? – прохрипел он и сделал шаг вперед.

– Эй, красотуля, вали отсюда по-хорошему! – один из парней выступил вперед с показной наглостью.

– Вот и решили.

Андерсон замахнулся и четким, отработанным до мелочей ударом впечатал кулак ему в челюсть. Парень покачнулся, согнулся пополам и рухнул на асфальт. Остальные растерянно переглянулись, а потом бросились на Джеймса все вместе.

Я не смогла подавить испуганный вскрик. Только бы они не покалечили его... Если с ним из-за меня что-то случится...

Черт, у меня даже нет телефона, чтобы вызвать копов!

Но скоро я поняла, что мои переживания были излишни. Джеймс без особого труда одного за другим оставил валяться на асфальте всех нападающих. Пока он добивал последнего, некоторые поднимались и, шатаясь, бежали прочь.

Когда на улице не осталось никого, кроме нас двоих, Джеймс сплюнул кровь, достал из кармана платок и методично вытер костяшки пальцев. Потом поднял на меня глаза – и я невольно отступила.

Теперь иллюзия, что в его глазах нет четкого разделения радужки и зрачка, стала реальностью. Из-под густых бровей на меня смотрела темная бездна.

– Быстро в машину.

Я обвела глазами все еще освещенную фарами улицу и тяжело сглотнула. Пятна крови украшали асфальт, и Джеймс будто стоял в центре всего этого безумия.

Вот она – чистая ярость. Вот оно – его истинное лицо.

Он выпустил на свободу монстра, которого прятал внутри, чтобы спасти меня от компании пьяных придурков.

Похоже, мы оба чувствуем слишком много и позволяем себе слишком много.

Я подняла глаза на Андерсона и отрицательно покачала головой.

Хватит с меня этого безумия.