Пустота. Она повсюду.

Шаркающая подошва моей обуви иногда привлекает внимание одиноких людишек, которые встречаются по пути. Их взгляд такой же запуганный и потерянный, как и мой. Они постоянно оборачиваются, плотнее кутаясь в свои дырявые лохмотья. Женщины трусцой пробегают по скверу, держась кучкой, крепко прижимая к груди мешки с чем-то важным для них. Обрывки из газет, пакеты и пыль умиротворенно путешествуют по воздуху, никому не нужные, одинокие.

И все такое серое, унылое. Ощущение, что сама природа отражает наше душевное состояние. Если и идем куда-то, то спокойно, не спеша, потому что не хочется делать лишнее движение. Потому что нет цели, нет той самой искры, которая всегда горела у людей в глазах. Нет желания, представления, что такое возможно. Нет мечты... мы просто забыли, что это такое. Даже сон потерял значение, ведь снятся только кошмары, наполненные придумками о Логове Неизвестности. Почему всем следует бояться этого места? Может они тоже, как и я, знают, какие люди бывают ублюдками?

Боже.

Сердце сжимается так сильно, что я прокусываю язык от больного скачка.

«Нет, нет, только не сейчас! Я же пытаюсь отвлечься! Не думай о произошедшем!»

Медленно качаю головой, сжимаю руки в кулаки...

— ХВАТИТ! – кричу я в пустоту, лишь пугая и ускоряя шаги прохожих.

Падаю лицом на холодную землю, чувствуя, как ее обитатели сразу заползают мне во все места. Они уже приняли меня за часть почвы, ведь думают, что я – мертв. Но это не так, несмотря на то, что я безумно хочу покинуть этот мир.

Я зол на саму вселенную. Просто не понимаю, что происходит, а, тем более что произошло. Нет, это не со мной. С кем угодно, но не со мной.

Не замечаю, как доползаю до жилья Роудов. Я даже не знаю, почему ноги сами приволокли меня в этом направлении. Почему мое тело считает это место собственным домом? Почему мой мозг полностью соглашается с ногами, а сердце жаждет, чтобы дверь открыла Беллатрис?

И я стучу в дверь, зная, что никого там не будет.

И я нахожу ключи в тайнике своей одежды.

И я вытираю рукавом слезы, смешанные с соплями, прежде чем повернуть ключ.

И я открываю эту гребаную дверь и ползу внутрь.

Резкие движения открывают только затянувшиеся раны. Кровь оставляет свой след на полу. Я чувствую этот тошнотворный запах запекшейся красной жидкости, который выворачивает кишки. Хочется блевать.

— Боже, бездомный, ты, что-ль?

И я слышу этот бархатный голос. Кажется, что он идёт откуда-то сверху, Я закрываю глаза, опустив голову на холодный кафельный пол. Сознание продолжает работать... уши слышат незаметный для других скрип половиц и приближающиеся шаги.

— Боже, Люк, кто же с тобой так...

Я даже не замечаю, что она впервые назвала меня по имени. Просто открываю глаза, как только слышу ее где-то поблизости.

В поле зрения попадают лишь ее ноги. Меня прорывает истерика, я издаю крик, больше похожий на рык, и цепляюсь руками за ее ноги, продолжая жалобно скулить.

Все. Меня не остановить.

— Господи, — шепчет она. — Успокойся, Люк, все хорошо. Черт, что за фигня происходит?

— Ден! Помоги мне, пожалуйста!

Девочка стоит с порванным плюшевым медвежонком в руках. Она смотрит вниз – на скорчившегося брата, который драит пол. Его вновь только что избили – она знает. Ден старается перенести всю злость и обиду в это грязное дело, направив все свои оставшиеся силы в эту тухлую облезлую половую тряпку.

— Ден?

— Джули, я занят, подойти позже, — стиснув зубы, выплевывает он в адрес сестренке.

Девочка вздрагивает. Ее взгляд устремляется на медведя, у которого пуговицы вместо глаз. Джули кажется, что игрушке больно, что опилки – это кровь, только Ден этого никак не может понять. И никто не сможет, ведь только у нее остались настоящие глаза, а у остальных – пуговицы. Подделки, неискренние и не настоящие.

— Пожалуйста, Ден, — скулит она. На глаза наворачиваются слезы. – Пожалуйста...

— Я же сказал, что занят!

Мальчик резко разворачивается и случайно врезает рукой девочке по лицу. Та вскрикивает так громко, но в то же время, так тихо. Дену кажется этот звук бесконечным, будто кто-то поставил его на повтор, но ведь он длится лишь три секунды...

Зато мать, уставшая и как всегда не выспавшаяся от ночных болей, медленными шагами ступает к детям.

- Мам... я...

Провал в памяти. Резкий скачок где-то внутри, глубоко. Вроде бы реальность не исчезала, но картинки прошлого все равно отчетливо прояснились в голове. Даже тот крик...

— Беллатрис, я такой кретин, — она не шевелилась. — Я хуже, чем все кровопийцы из этой вселенной вместе взятые.

Она молча помогает мне приподняться, понимающе улыбнувшись. Я облокачиваюсь на нее, чувствуя, что мои ноги стали ватными. Идем в сторону кухни. Беллатрис мягко опускает меня на табуретку, а сама садится напротив меня.

— Так, — серьезно произносит она. —  А теперь расскажи мне по порядку, что с тобой произошло.

Я медленно поднимаю на нее взгляд.

Тишина начинает кричать, отдавая гулом в ушах. Но я и не думаю прерывать ее, вкушая этот момент, как будто кусаю спелый сочный апельсин.

— Скажи мне, — повторяет шепотом она, будто это что-то изменит.

Резко мотаю головой в знак протеста. Опускаю взгляд, начиная рассматривать ее грязные ноги, которые прикрывает длинная юбка, больше похожая на простынь.

Я не привык долго смотреть людям в глаза. Это вводит меня в какой-то дискомфорт, ставит рамки, я чувствую власть человека над собой... или я просто больной с кучей комплексов?

— Ладно, — восклицает Беллатрис, вскочив со стула. — Пойдём, покажу тебе одну вещь. Сразу заговоришь.

Резко схватив меня за руку, она тянет меня в неизвестном направлении, игриво посмеиваясь.

Кружится  голова...

Все это напоминает комнату страха. Я никогда в ней не был, но мама часто рассказывала мне о разных приколах прошлого. Будто все вокруг наполнено нарисованными призраками, вампирами и чудовищами, а Беллатрис тянет меня в сторону света, подбадривая своей улыбкой. И я верю ей, заставляя своё тело двигаться.

— Ну вот, — Входи давай! Не стой, как истукан!

Выдуманная Комната Страха растворяется...

До меня доходит, что она вывела меня на улицу и притащила ко входу в подвал.

И что же не видел я в этой обители пауков и крыс?

Она давно уже скрылась за дверью. Что ж, и я войду!

Кругом непроглядный мрак. Пытаюсь нащупать лампочку, но все без толку. Порой я натыкаюсь на непонятные предметы, которые впиваются в разные болезненные части тела. Сжимаю кулаки так сильно, чтобы не закричать. Чтобы не показаться слабым перед ней.

Вдруг все озаряется светом. Хлам, то есть, старые вещи семьи Роуд теперь отчетливо видны – от старых дисков, пустых коробок и одежды до поломанной техники, мебели и многого другого.

И тут я нахожу ее, грациозно стоящую, ослепляющую своей белоснежной и ровной улыбкой. Она гордо выпрямляет спину и поправляет свои черные, как смоль волосы. Да, мальчик распустил слюни!

— Чего вылупился? — смеётся Беллатрис. — Садись!

Как пощечина, ее слова приводят меня в себя. Оглядываюсь - ничего похожего на стулья я не нахожу, поэтому забираюсь прямо на стол, свесив ноги.

Я полон любопытства и нетерпения.

— На, возьми!

Я ловлю что-то металлическое. Такое легкое и непонятное. Тусклый свет помогает распознать этот диковинный предмет. Некоторые кнопки от него отвалились, но это не мешает ему оставаться значимой вещью в истории человечества.

— Телефон! — восторженно шепчу я.

— Пик-пик! — пищит Беллатрис. — Ну, ты чего? Трубку подними!

Замечаю в ее руках такой же прибор, поднесённый к уху. Вскидываю бровь: они не рабочие, зачем она устраивает этот цирк?

— Бери трубку! Сейчас абонент потеряет связь! Дынь-дынь! ПИК-Пик!

Смотрю на неё, как на идиотку. Но ее вид настолько восторженный и полон энтузиазма, что я принимаю вызов, демонстративно подношу аппарат к уху:

– Алло.

— Привет!

— Привет.

Я смотрю в ее улыбающиеся искренние глаза.

— Кто звонит? — продолжаю я.

— Угадай, – она прикрывает рукой микрофон и смеётся в сторону.

«Серьезно? Она думает, что я ее не вижу?»

Потом успокаивается и вновь прикладывает телефон к уху.

— Беллатрис, это глупо, — лыблюсь я. – Что за чертов бред?

— Алло? Не слышу, не слышу? Куда вы пропали?

Что за цирк она устраивает? Закатываю глаза.

— Я тут. Скажите нормально, кто звонит?

— Понимаете, я.., — хочется засмеяться в голос, когда я смотрю на ее лицо. Как она изображает из себя колеблющуюся девушку, неуверенно покручивая телефонную пружину. – служба поддержки.

Вот артистка! У нее чертовски хорошо получается!

— Как вас зовут? – пытаюсь войти в роль.

— Беллатрис.

Смотрю на нее, затем сглатываю.

Время снова остановилось. Пытаюсь сообразить: мне показалось, или она специально выделила последние четыре буквы?

— Можно я буду называть вас Трис? — все-таки произношу я.

Телефон падает из ее рук, глаза округляются:

— Как ты.., - она прикладывает ладонь ко рту, сразу качает головой и улыбается мне, как ни в чем не бывало. – Так называет меня только один человек. Интересно...

Девушка задумалась. Непринужденная улыбка застыла на ее лице.

— Оливер?

— Нет.

Coming 🔜.