— В каком смысле не могу..? — угрожающе хмурюсь на врача моего роста, и создаётся ощущение, что он вжимает голову в плечи, а я нависаю над ним.

Чёрт! Ты ведь не знаешь, придурок, что я теперь способна на убийство!...

   — Только родственники и супруги! Его единственная родственница уже там! Молодой человек ещё не в сознании, всего пару часов прошло, как его отключили от системы жизнеобеспечения. Он дышит сам, и это хорошая новость. Это всё, что я могу вам сообщить, но пропустить — нет!

   — Вы можете серьёзно пожалеть об этом! — мой угрожающий тембр раскаляется добела, и остатки терпения и самообладания покидают меня. Внутри начинают тренчать истерические струнки.

   — Дорогая, не тот метод! Слёзы, — берёт меня за плечи и тихо шепчет на ухо Элен . Понимаю, что она права, и, развернувшись, с истерично-осипшим отчаянным всхлипом демонстративно бросаюсь ей на шею. Я не смогу выдать сейчас ни слезинки, слишком велико напряжение, но хотя бы сыграть попытаюсь.

   — Я напьюсь таблеток, если меня не пустят к нему! Элен! Я сойду с ума! — фальшиво рыдаю в её плечо, нервы узелками завязываются между рёбер. Если он не впустит меня — я за себя не ручаюсь.

   — Парень спас её. Доктор... э-э...  Слиммер, у девушки шок и cтрессовое расстройство, позвольте хоть увидеть его, я за неё поручусь, — необыкновенно мягко уговаривает Элен идиота, и я с облегчением вздыхаю, когда он соглашается.

   — Ненадолго. И не думайте, что я позволю такое устраивать всё время, — сдаёт он позиции, и я тут же врываюсь в палату. 

Как я не поняла что ранение Роя достаточно тяжёлое? Он вёл себя так, словно всё нормально. Как могла допустить такое?... 

        Садясь рядом и беря его за руку, не сразу замечаю в кресле чуть поодаль пожилую Сицилию Уинстон-Геллофри.

   — Простите, не заметила вас.

   — Ничего, дорогая... Это я, наверное, должна просить прощения... за пороки семейства Геллофри, — она неуверенным жестом убирает седую прядь со лба, тяжело вздыхает и уводит взгляд в окошко палаты, закрытое рулонными шторами. 

       Пауза затягивается, не знаю что ответить, да и что бы ни сказала, это не будет звучать искреннее, чем тишина. Эта женщина ни в чём не виновна передо мной, но заверять её в этом нет смысла. Глаза тянет к моей слабости, но всё же любопытство и уважение не дают возможности отвести от неё взгляд. Она сейчас совершенно другая.

   — Я всегда была верна семье: старалась дать им всем любовь, ласку, понимание, терпение, сколько могла, отдавала всю себя, — взгляд женщины осмыслен и настолько отличается в сравнении с тем состоянием, в котором встретила её в прошлом, что никак не могу понять: то ли она прозревает периодами, то ли притворяется почти всё время. 

   — Иногда даже самой большой любви мало, чтобы кого-то спасти... — отвечаю то ли ей, то ли себе.

   — Я была молода, более наивна, послушна мужу, так как меня растили на патриархальных традициях брака. Вторая волна феминизма не дошла до Саванны, а третья крутилась вокруг секса. Тогда мало кого интересовала тирания мужей-военных в их собственных семьях. Часто думаю, что многое могла изменить, будь я хоть немного сильнее и настойчивее... Он сломил их, особенно Джейсона... Я попыталась защитить Роя, дать ему больше любви и внимания, чтобы избежать для него повторения судьбы моих сыновей. Я ведь обещала Амелии, что не дам сломить Ройситера... — на её глазах появляются крупные бриллианты слёз.

   — Сисси, вы сделали всё, что могли! Вы любили моего малыша... у вас вышло! Я горжусь им и так благодарна, особенно за то, что не давали ему забывать обо мне! — снова не успеваю остановить Амелию и злюсь на нас обоих.

   — Господи!!! — пожилая женщина резко прикладывает руку к сердцу, и я боюсь, чтоб её не хватил удар. — Ты... То ли я окончательно сошла с ума, то ли мой сын довёл тебя до безумия, бедная девочка!

   — Вы помните, как увидели нас с Джейси в саду? Я не провоцировала его и никогда не изменяла Джейми! С появлением Ройси я больше ни одному из них не хотела причинять боль. Он сам поцеловал меня! Не знаю, что вы подумали обо мне, но я умоляла вас не говорить Джеймсу... И вы не сказали... никому... Спасибо... Я не обманывала ни одного из ваших сыновей, я держалась изо всех сил. Только Господь знает как я держалась, чтобы не причинить боли никому из них!

   — Ты не можешь этого знать, — опешивает женщина с непрерывными тонкими реками на лице. — А... Амелия?

   — Он заплатил ужасную цену, но добился своего, вырвал меня из бесконечной пустоты, чтобы поселить в это тело, но я не смогу остаться. Потому просто хочу сказать, как благодарна вам за все эти годы, что вы вспоминали меня и рассказывали моему дорогому Ройси о его маме. Я могла видеть его, каждый раз, когда вы звали меня. Сисси, благодаря вам я никогда не жалела, что стала частью семьи Геллофри! Берегите себя и берегите их всех, сколько сможете! — наконец вдыхаю воздух свободы, обретя полную власть над телом. Злиться нет смысла, я очень остро ощущала её чувства и мысли сейчас.

   — Я любила тебя, как свою дочь, Амелия, и горько сожалела, что мы не смогли уберечь важную часть нашей семьи. Все Геллофри, даже те, кто ими стал благодаря браку, словно прокляты... Мне так жаль, девочка, ты не знала счастья...

   — Её счастьем был Рой, а теперь стал и моим... Наверное, мне тоже стоит поблагодарить вас, за то, что вы научили его любить.

   — Ах, Селестия! Что же они натворили! Как это возможно? — вопрошает она, прикрыв рот рукой. Я уже даже не удивляюсь, что эта мудрая женщина знает моё имя. — Я так хотела предостеречь тебя, ещё в первый раз, когда увидела, но... Рой... я не могла предать его доверие и сделать всё, что бы ты держалась от него подальше... От всех Геллофри... Мальчик просто заболел тобой. Все разговоры и мысли были о тебе одной. Господь забрал у него родителей, и то, что ты так похожа на Амелию, я посчитала знаком. Прости меня...

   — Ваше слабоумие... это было...

   — Так было легче. Я не хотела, чтобы Рой ежедневно видел страдания, муки совести и сомнения на моём лице. Я уже ничего не могла исправить, потому просто дала ему безмятежность: спятившую, но радостную старушку... Амелия... она внутри тебя?

   — Да... Трудно объяснить всё это, но я чувствую её любовь и боль, разделяю с ней все её и свои чувства... Миссис Геллофри, прошу, скажите мне правду: кто убил Уильяма? Джей? Или... Рой? — мне так важно услышать ответ. Ведь я надеюсь, что...

Боже, не знаю даже, на что надеюсь... Просто приму любую правду. Если это Рой — мне будет легче признаться, что и я убийца... Если Джей, то смогу хоть немного оправдаться перед своей совестью, что поступила с ним так подло, предала его доверие и попытку стать лучше...

Уже не боишься признавать себя убийцей? Это радует... Как насчёт крови старухи? Твоя грозная грэнни зацепила меня сильнее, чем эта рухлядь, но я с радостью напьюсь её крови, крови всех Геллофри!...

Когда-нибудь я подселю к тебе того, кто усмирит тебя, грязная тварь!...

Лимай-а-ала! Где ты, грозная ведьма-психолог?  — насмехаясь, фальшивит уродец, делая вид, что зовёт её. — Её не существует, идиотка! Кажется, ты зря прожарила свою тушку, зато порадовала любимого Марвина. Что дальше? Отдашься дюжине солдат, чтобы призвать её? Отдайся лучше мне, Сизли! Я хотя бы знаю, что с тобой делать...

   — Ты и сама не уверена, что хочешь слышать правду, так ведь? Но я скажу, коль ты спросила, мне терять уже нечего: его убила я, столкнув с лестницы, — только губа чуть дрожит и выдаёт её волнение. Грустные омытые слезами глаза ещё влажные, но кристально чисты — она не лжёт.

        Шок, который парализует моё тело, убеждает меня в этом. Хотя было бы здраво прикрыть сына или внука.

   — Мне трудно поверить в это. Думала даже, что это мог быть Джеймс, что он жив... — пытаюсь предположить. Я в этой истории уже ничему не удивлюсь.

   — Джеймс... мой дорогой... — новая порция слёз накатывает на испещренные морщинами щёки. — Его нет... Ему было тяжелее всего. Ответственность старшего и чувство вины поглотили и сгубили его. Пока Джейсон жил своими мыслями о мести, Джеймс вовсе не хотел жить... Я даже не могу винить в этом Уилла, ведь я тоже думала, что это лучший выход — поженить их... — достав красивый шёлковый платочек цвета ясного неба, она немного нервно, но аккуратно вертит его в руках. — Тебе стоит оставить его... так было бы лучше... но я всегда буду на стороне своей семьи, и значит всегда буду просить беречь моего мальчика, моего Роя. Он самый чистый из них. Я любила Уилла больше жизни, но мне стоило остановить его раньше. Его жестокость перешла все границы. Я боялась, что он сломает и Ройситера, ведь его начали одолевать бредовые  параноидальные идеи, что все наши потомки несовершенны, чем-то отравлены, изменены самим Дьяволом... Я больше не могла этого терпеть. Надеюсь, ни ты, ни Бог, ни сам Уилл не осудят меня строго, когда придёт мой час.

   — Ну что вы... не мне осуждать кого-либо, — говорю, снова глядя на бледное лицо с запавшими веками и пролёгшими тенями вокруг глаз. Очень хочу видеть чёрные глаза, но они прикрыты. Его вид меня пугает, но всё же сердце наполняется теплотой, оттого что мы рядом.

   — Мне нужно выпить чаю. Оставлю вас ненадолго, — женщина медленно и грациозно поднимается с прямой спиной, вытирая на ходу лицо аккуратным платочком, и неспешно выходит из палаты, совершенно не так, как ходила, чуть сгорбившись, в своём доме.

    — Рой, пожалуйста, ты должен справиться с этим. Я чувствую себя ужасно, оттого, что не поняла сразу, как серьёзно ты ранен. Ты ведь даже машину вёл... Господи, ты умудрился остановить её, до того как случилось нечто ужасное... Ты просто не можешь оставить меня после всего, что случилось... И я не люблю Джея, если тебе важно это знать... Чёрт, я, наверное, несу бред, но ты снился мне в розовом море... Ты словно часть меня теперь, и... я не хочу, чтобы ты допускал такую мысль. Я не предала бы тебя... Я всё объясню, едва ты придёшь в себя. Просто хотела помочь Джейсону начать новую жизнь: немного поддержки, чтобы он не совершил суицид, как планировал. Он был слишком близок к этому. Ты, наверное, не поверил бы, но я знаю это не с его слов, а из надёжного источника...

         Не знаю, что ещё сказать и слышит ли он меня. Просто легонько прикасаюсь губами к  его небритой щеке и, не сдержавшись, целую в губы. Затем снова усаживаюсь на стул у кровати и прислоняю голову к его безжизненной, но тёплой ладони.

   — Я не жалею, что всё это произошло, всё что так круто изменило мою жизнь. Только сейчас чувствую себя живой как никогда. Мне лишь жаль всех этих девушек... и очень страшно было потерять тебя. Прошу борись, я чуть не убила твоего биологического отца из-за тебя... Но ты должен знать, что Джей не убивал тех девушек, он охотился за теми, кто в тени совершал ужасные вещи... Я должна была ему помочь... но все мысли... всё это время были лишь о тебе...

   — Селестия, — чья-то мягкая рука выводит меня из полудрёмы. Элен...

   — А-а-а, я уснула? — удивляюсь и гляжу на Роя. Хочется польстить себе, что от моего присутствия цвет его лица стал лучше, а тени под глазами менее заметными, но... я не настолько в себе уверена.

   — Нам пора домой, — мягко говорит моя светловолосая союзница.

Домой... Она нарочно свой дом называет так, словно он и мой тоже? Я — навязанная гостья, пора вернуться в семейное гнездо... змеиное...

     От последней мысли слегка передёргивает. Не хочу туда.

    — Я знаю, как ты хочешь остаться с ним, но пока в этом мало смысла, а ты, между прочим, завтра обещала отправиться в участок.

    — Да, я — взрослая девочка, — уже поднимаюсь следом за ней, но лёгкое шевеление... или мне показалось?... его руки обрывает всё внутри. Вскипает кровь. Замираю. Гляжу внимательно. Сердце прыгает внутри радостным зайцем. — Нет... не поеду, — выдыхаю тяжело, как после трёхмильного спринта. — Он был со мной в больнице... И я могла нормально спать и дышать только в его присутствии, — не свожу с него взгляда, в ожидании, когда Элен начнёт приводит здравые доводы в пользу более верного решения.

   — Тогда заеду за тобой утром. Я оставлю свой телефон. Почувствуешь себя утомлённой — звони на номер Бар, и я сразу же приеду, — устало соглашается с моим решением эта чудесная понимающая молодая женщина.

   — Спасибо.

   — Так ты решила остаться здесь на всю ночь? — в открытую дверь с понимающей, но грустной улыбкой заглядывает Сицилия Геллофри.

   — Если вы не против, — с опаской отвечаю. Надеюсь, не будет.

   — Конечно, нет, дорогая. Уверена, твоей компании он будет рад больше, чем моей. А я смогу отправиться домой и немного отдохнуть. В мои годы нелегко долго находиться в больничном кресле. Я могу быть спокойна, если вы обе рядом с ним...

   — И не оставим ни на минуту, — уверяю мудрую женщину. Она просто кивает.

       Едва дверь закрывается, снова ложусь щекой на его ладонь. Большой палец шевелится совсем слегка.

Нервный рефлекс? Это, наверное, хорошо...

       Но осознаю спустя пару бесконечных секунд, что палец движется медленно по моей щеке, гладит меня. Распахиваю глаза широко, так же медленно поднимаю голову.

   — Сладкая, рядом с тобой невозможно притворяться спящим или без сознания, —тихий ласковый шёпот с искрами радости и вины.

      И вот я просто смотрю на него сквозь влагу и пытаюсь дышать ровно. Нельзя так таять, я сдалась ему давно, но стоит хоть иногда сохранять "лицо".

   — По закону жанра ты должна сейчас отдубасить меня подушкой и пообещать прикончить, — ухмыляется, лаская меня глазами, от которых меня смывает волной удовольствия в пропасть.

   — Чувствую себя глупой и счастливой, — никак не удаётся успокоить дыхание, не выходит надышаться сладким воздухом обволакивающей нас магии. — И... как много ты слышал? — переживаю, что негативные эмоции могут отразиться на его состоянии.

   — Достаточно, — чуть хмурится и отводит взгляд. Но затем снова теплеет выражением лица, договаривая: — Мне тоже снилось море... странно-розовое... Там была ты и ребёнок... мальчишка, — вздыхает, закрыв глаза.

   — "Ты выиграл, Рой: я люблю тебя и не скрываю своих чувств... Мне всего-то и надо, чтобы ты любил меня, верил в меня... С тобой я становлюсь лучше... Ты нужен мне... " — повторяю то же, что сказала и там.

   — Ты говорила это здесь, пока я был без сознания? Я слышал это во сне... — смотрит на меня, удивлённо хмуря брови. 

   — Нет, я была в другом месте и говорила это во сне, в своём сне. Столько всего происходит, не знаю, как это всё объяснить... да и плевать. Мой мир уже не будет прежним, — теперь мой черёд отводить взгляд.

   — Как думаешь, я могу предложить тебе место на моей постели? Или это будет слишком нагло и неприлично? К тебе ведь даже лучшие парни школы не подходят... — ироничный блеск в его глазах отбирает последние остатки моего самообладания.

       Я с грацией кошки медленно наклоняюсь, опираюсь на руки, глядя с хитрой улыбкой в блестящие гематиты глаз, закидываю колено на кушетку рядом с его ногой и уже готова взобраться полностью к нему, но дверь в палату внезапно открывается. Обернувшись, начинаю нервно смеяться. Неизвестный доктор в первую же секунду со словами извинения пытается закрыть дверь обратно, но, осознав, что не он здесь лишний, а я, снова открывает уже с сердитым видом.

   — Юная леди! Вы, должно быть, перепутали палаты...

   — Это моя девушка, и только она способна вытащить меня с того света, док, — радостно сообщает моя слабость. — И она останется, — уже без улыбки твёрдо и настойчиво добавляет.

       Тихонько удаляюсь в угол, к креслу, где недавно сидела Сицилия Геллофри. Наблюдаю за идиотом, пытающимся осветить бесконечную вселенную его глаз крошечным медицинским фонариком. Нейрохирург? Это ему я обязана удачной операцией моего черноглазого? Ладно, тогда стоит быть с ним полюбезнее, но я всё же зла, что он пришёл не вовремя.

   — Вы собираетесь остаться? — со строгим взором поворачивается ко мне нейрохирург. Видя мою покорно-присмиревшую мордашку с невинными глазами, чуть теряется и уже спокойнее добавляет: — Поберегите парня. У него серьёзная травма мозга. Счастливчик легко отделался, но всё ещё нарушена координация и зрение пострадало. Никаких резких движений и баловства, если не хотите ухудшить ситуацию!

   — Конечно, — безропотно соглашаюсь.

       Он уходит, а я прокручиваю в голове его последние слова. Не стоит рисковать.

   — Иди сюда, — почти приказывает Рой, хрипло выдыхая слова. В них двух столько чувств, страсти, нетерпения. Охотно повинуюсь.

   — Наверняка уже навоображал себе невесть что, когда сюда ввалился доктор? — с довольной иронией усмехаюсь и возвращаю ему недавний ласковый взгляд, но с небольшой хитринкой.

   — My... immaculate dream, made of breath and skin, I've been waiting for you. Signed, with a home tattoo "Happy birthday to you,  i was created for you" ( Моя безупречная мечта обрела жизнь и оболочку. Я ждал тебя, помеченную самодельной татуировкой "С днём рождения, я создана для тебя") — медленно проговаривает мотив известной песни. ( duran duran - come undone)

   — Can't ever keep from falling apart аt the seams, Cannot believe you're taking my heart to pieces... (  Так и не научилась не расходиться по швам, До сих пор не могу поверить что ты разбираешь моё сердце на части) — отвечаю ему продолжением.

    — Правда? — довольно улыбается. — Поцелуй меня.

   — Нельзя... разве что, — с сожалением произношу, но это простое желание и мне не даёт покоя. — Ты должен пообещать мне не двигаться...

   — Я пообещаю тебе всё, что ты захочешь... если подойдёшь ближе, — триггерит меня на ночь, что мы провели у него дома.

"Я скажу тебе всё, что ты захочешь", —  хорошо помню, как сказала это.

Я даже сделаю всё, что захочешь... — так тогда подумала, и ничего не изменилось до сих пор. Что так туманит мне здравый рассудок?...

         Подхожу и, опершись на руку, наклоняюсь к его губам, но не целую. Зависаю, едва соприкасаясь, и просто позволяю нам дышать одним воздухом. 

   — Дразнишь меня? — шепчет мне в губы. — Мне нравится.

   — И себя тоже... Поправляйся скорее, — упрашиваю его и легонько целую.

   — Ложись рядом, — снова приказные нотки в голосе. Едва успеваю подумать об этом, как он добавляет более просящей интонацией: — Пожалуйста... Ты достаточно сводила меня с ума, побудь немного покладистой и сдавшейся. Хочу уснуть с тобой в обнимку, просто отдохнуть наконец, зная что всё в порядке.

        Забираюсь на кушетку и ложусь рядышком, обняв его рукой.

   — Для тебя я самая покладистая.

   — Хотел бы я в это верить... Расскажи как он похитил тебя?

           Я начинаю понемногу рассказывать про арендованный домик и соучастника среди копов, отвлекаясь на историю тайного поклонника Анжелики. Затем как сама согласилась не сопротивляться, чтобы никто не пострадал. Сегодня рассказываю только те подробности, которые даются мне легко. Затем, чтобы остановиться, притворяюсь заснувшей. Рой усыпает следом, и я могу наконец позволить себе полностью расслабиться и заснуть по-настоящему.

   — Дорогая... Мы приехали пораньше... Нам нужно обсудить детали, — просыпаюсь под мягкий негромкий голос Элен. Смотрю на неё, как всегда одетую с иголочки, и поворачиваю голову к своему непреодолимой тяги магниту. Он беспокойно хмурится во сне и, едва я чуть отодвигаюсь и привстаю, рефлекторно хватает меня рукой, крепко и болезненно.

   — Рой... всё хорошо, спи. Мне просто нужно отлучиться, — нежно шепчу.

       Непроглядно чёрные прицелы открываются и смотрят с настороженностью, но затем морщинки на лбу разглаживаются, и взгляд теплеет. Рука расслабляется и отпускает меня.

   — Уже наскучил тебе? — несмотря на улыбку, в глубине двух чёрных дыр, засасывающих меня внутрь, видно беспокойство.

   — Мне пора в участок, давать показания, — встаю с кушетки и понимаю, что боль в шее и где-то между лопатками на полдня мне обеспечена. — Касаясь всего произошедшего, думаю, тебе лучше сказать, что у тебя частичная амнезия, и не отвечать ни на какие вопросы копов. При твоей травме это вполне возможно. Остальное мы с Марджери и Элен возьмём на себя... Учти, я буду прикрывать Джея, — гляжу на него, словно извиняясь. — Потом объясню всё и отвечу на любые твои вопросы, — на выходе улыбаюсь ему и посылаю быстрый, незаметный для других воздушный поцелуй.

   — Буду ждать с нетерпением, — выразительно отвечает, показывая, что вопрос не закрыт и мы точно к нему вернёмся. — Не привык, чтобы всё за меня решали женщины... Хотя, вас трудно контролировать... Даже бабушка... вон как меня провела, — в его голосе читается лёгкое разочарование в себе и недоумение, и я оставляю его наедине с размышлениями.

   — Мардж в машине, — вводит меня в курс дела Элен. — Ты странно отреагировала на новость о подписанных показаниях, — глядя на меня очень внимательно, медленно произносит Элен на выходе из больницы. До меня наконец начинает доходить о чём они обе твердят.

   — Не смотри так. Если б не твои серебристые глаза, я бы причислила тебя к роду Геллофри.

   — Думала, ты любишь, когда на тебя смотрят, — уже с лёгкой, весёлой интонацией отвечает мне больше подруга, чем личный психолог.

   — Мне было не до того, — вздыхаю, вспоминая своё состояние. — Это, конечно, крайне неприятно, но я её не виню, наверное, даже поступила бы так же... Элен, — тут же меняю тон от внезапно пришедшей идеи, — а возможно ли такое, что я была "недееспособной" на тот момент, когда "подписывала" эти бумаги? Ты ведь сделала мне укол какого-то препарата, а потом вся эта суматоха, перестрелка, страх... — смотрю на неё в ожидании понимания и подтверждения. — Состояние аффекта?

   — Вряд ли, кто-то примет состояние аффекта, как довод, — искривляет лицо в выразительной гримасе, словно и сама бы не поверила, — а вот препарат... Если указать не тот, что был использован, можно признать временно недееспособной для подписания важных документов. Но там были свидетели... — с сожалением добавляет, приподнимая аккуратные изогнутые брови.

        Понимаю, что свидетелем она называет главного виновника этой авантюры, значит, надо обговорить это со Стрейтом и как-то повлиять на него. Хотя разве может он разбираться в препаратах?

   — Марджери, — вежливо киваю девушке в непонятно откуда взявшихся очках, деловито перебирающей бумаги в папке. Подсаживаюсь на заднее сиденье к ней. Чувствую, как она нервничает. Неловкая ситуация. 

   — Селестия, — мельком бросает на меня взгляд,поздоровавшись. — А, вот оно: заявление о моих противоправных действиях. Тебе нужно ознакомиться и подписать, — она тут же прячет взгляд в сумке, вроде как в поисках ручки для меня. Лицо слишком сосредоточенное и строгое. 

   — Мы с Элен придумали план получше, который легко решит эту проблему и никаких "противоправных ". Хочу, чтобы ты знала: я не имею претензий к твоим действиям, — стараюсь звучать спокойно и доброжелательно, пересказываю ей нашу идею.

   — Не хочу, чтобы ты думала, что я совершила это из-за наших перипетий с Гидеоном, — напряженно вздыхает адвокат и косится на проносящиеся за окном улицы. Я взвесила все риски.

   — И не думала, — спокойно уверяю её. — Могу полюбопытствовать, что за история вас связывает? Если слишком личное — я пойму. Не собираюсь настаивать из-за твоей... попытки помочь, — вовремя подбираю замену слову "ошибка".

   — Да это не великий секрет, — снова вздыхает девушка и, взмахнув головой, чтобы скинуть с глаз непослушную длинную чёлку, закрывает глаза и продолжает: — Меньше года назад я, слегка выпившая, поздно возвращалась с вечеринки подруги, и на меня напали. Он вовремя оказался рядом и защитил меня от двух отморозков. Невероятно благодарная и на нетрезвую голову, я сначала потащила его в бар угостить пивом, а затем к себе. Одиночество, алкоголь и долгое отсутствие секса сыграли со мной злую шутку. Но... наутро он не исчез, как последняя моя алкогольная ошибка за год до этого. Он починил  кран на кухне и измельчитель, исправил незакрывающееся перекошенное окно и приготовил завтрак в постель... Оказался таким... — её дыхание заметно участилось, а, открывшиеся глаза заблестели трепетом приятных воспоминаний, — надёжным и... мягким. Я и понятия не имела, что он ФБРовец. 

   — Это ведь не всё, — аккуратно подталкиваю рассказать дальше.

   — Селестия, сейчас время поговорить о более актуальных вещах, — строго напоминает о себе Элен за рулём.

   — О-о-о, тут всё сложнее. Я собираюсь защищать Джея, и знаю, что ты будешь против.

   — Это он сделал с твоей ногой? — камнем прилетает жёсткий вопрос.

   — Эль, прошу, ты же сама сказала: "об актуальном".  Я собираюсь валить всё на последнего Охотника, Карпентера этого. Но я не знаю о нём ничего, кроме имени.

   — Знать бы, что он последний, — передёргивается от неприятных мыслей Марджери рядом со мной.

   — Надеюсь, — отвечаю в том же духе. — Марджери, мне всё же нужно знать, что у вас со Стрейтом. Я надавлю на него, и мы спасём твою карьеру, и Джей не пострадает.

   — Уж лучше пусть карьера пострадает. Он и так грозился отправить меня пончики продавать, — невесело отвечает девушка. — Не хочу ненависти в его глазах.

   — Я буду очень деликатна. Пойди мне навстречу, пожалуйста. Может, это и не пригодится. Я ведь слышала обрывки ваших перепалок и часть поняла сама, но нужны детали. 

   — Мой старший брат связался с дурной компанией. В один день члены его группировки при попытке ограбить банк подстрелили двух полицейских. Один из которых, уже немолодой Джон Паттон, заменил Гидеону и его сестре отца, помог выучиться и стать копом. 

Так грозный медведь из этой местности, а вовсе не присланный агент...

   — Брата подставили, а Гидеон не мог простить смерть Джона, никому. Считал своим долгом засадить убийцу полицейского надолго, в самую опасную тюрьму штата. Вот так мы из любовников стали врагами. Я носом землю рыла, пока не смогла оправдать Колина, а он считает, что я кого-то подкупила, чтобы освободить брата, и не может с этим примириться. Я пыталась показать ему доказательства, вернуть наши отношения, до сих пор не могу его забыть... Но он... слишком упрям.

   — А с волосами твоими что происходит в его присутствии? — улыбаюсь, позволив себе немного расслабиться и не вертеть в голове мясорубку из мыслей, показаний, мотивов и ответов на возможные каверзные вопросы.

   — Его всегда раздражала моя привычка сдувать челку с лица. Он убирал её руками и грозился отстричь, чтобы видеть... мои глаза, — грустно улыбается. Чувствую, как исчезает между нами незримая стена малознакомых людей. — Можно задать вопрос? — сужает глаза в мою сторону.

   — Разве у меня есть выбор? Ты же мой адвокат, — гляжу на неё прямо.

   — Этот Джейсон... Откуда ты знаешь, что не он... убивал тех девушек? Это ведь может быть Сто... 

   — Стокгольмский синдром, да, все это твердят, но дело в другом, — с лёгким раздражением отвечаю и пересказываю им обоим свою, сглаженную версию всего произошедшего и немного фактов из жизни Джея и Роя.

Потом придётся ещё как-то рассказать Элен об Амелии...