По бокам послышались выстрелы, лось был явно не один. Вся лесная живность появилась из ниоткуда и атаковала чужаков. Но почему? Разве Онуэко не желала, чтобы её восстановили?

Андрей помотал головой. Нужно спасать Алекси. Вставай! Кричал он себе.

Поднявшись на одеревеневших ногах, солдат рванул к озеру, доставая на бегу автомат. Пустил свинцовый град в шерсть зверя. Он взвыл, но его огромная массивная шкура надёжно защищала от металла. Животное встало на дыбы и резко наклонило голову, огромной пастью с клыками схватив Алекси за локоть и сдавив сустав. Послышался страшный крик. Дребезжало сердце, Андрей желал поменяться с Грином местами, лишь бы он никогда не испытал такую боль, когда трескаются и прогибаются кости под зубами зверя.

АЛЕКСИ!

Солдат ощущал изнутри, как дикой летучей мышью метается Ноктюрн и пытается что-то сделать, но нет крыльев, нет былой силы. Красс взял себя в руки и, бросив бесполезный автомат за спину, схватился за длинный армейский нож и побежал на тварь, уносящуюся вместе с болтающимся Алекси. Лось не отпускал его руку. Юноша уже не кричал, а рыдал. Эти слёзы рвали на части Андрея. Связки и сухожилия рвались. Вместе с ними рвалась душа Ноктюрна. Впервые он ощутил всю опасность войны. Войны, которую затеяли эти люди. А его ли это война? А нужно ли было это Алекси?

Сразу вспомнились его нежные руки, держащие лейку с ромашкой, из которой Грин с любовью поливал горшочки с цветами. А теперь в воображении рисовалась страшная картина переломанного локтевого сустава. Ещё и мерзкие воспоминания Андрея вонзились ему в голову, как смазанный силуэт Эйла в белом халате монотонно читал справочник по анатомии: «Локтевой сустав – единственный сустав в теле человека, имеющий сложный вид. Он состоит из трёх подсуставов...», а теперь эти «подсуставы» хрустели в зубах онуэковского хищника. Так о какой родине может идти речь?! Грин с любовью делился с Ноктюрном рассказами об Онуэко, говорил, что эта планета исцеляет, родина – главное, что есть в жизни каждого. А теперь где эта родина, когда онуэковские твари рвут его на части!?

Андрей побежал вслед за монстром в чащу, сумев зацепиться за его шерсть на крупе. Красс рисковал попасть под удар его копыт и остаться без колена, но предать Ноктюрна и упустить последнюю непролитую кровь для ритуала – значит проиграть всю эту войну, даже её не начав.

Макс занимался эвакуацией онуэковцев из зоны поражения, перевозя их на небольшом аэромотоцикле. По два человека умещалось, не более. Этим же занимались другие разведчики, а штурмовая группа была озадачена обороной. Зверей Онуэко почти не брали механические винтовки, потому повстанцы тяжело отстреливались. Помогали разве что гранаты.

В какой-то момент Тафт заметил фигуру лося и прицепившегося к нему, как клещ, Красса. Сразу внутри всё сжалось и затрезвонило. Он бросил пункт эвакуации, развернув мотоцикл в лес. Мужчина, что сидел у него сзади, закричал: «Эй, ты куда?!». Макс его не слышал, всё, что имело значение – это догнать цель.

Андрей тем временем нёсся на большой скорости, кое-как держась на звере. Алекси уже не хватало сил рыдать, он потерял сознание от боли, лишь одинокие слёзы скатывались по белому от истощения лицу. Ветки били по солдату, потому он даже не успевал различать быстро мелькающие кустарники от повисшего у пасти лося Грина.

Паника нарастала, ибо пальцы скользили с влажной шерсти животного. Душил липкий страх сорваться и потерять Алекси.

Стиснув зубы до боли, Красс вложил последние силы и, перекрутив лезвие ножа, вонзил его в шею животного. Толстая кожа с треском впустила в себя металл, но лишь на несколько сантиметров. Андрей замахнулся для следующего удара, но сильно тряхнуло в сторону, лось перепрыгнул через поваленное дерево. Солдат кое-как удержался и чудом смог залезть на спину зверя. Ветер свистел в ушах. Оглядев обстановку сверху, Андрей осознал, что сейчас легко может нож пустить прямо в череп животного и на этом всё закончится.

А точно ли закончится? Лось упадёт, а Алекси? Придавит его нехило.

Была не была!

Это последнее, что подумал Андрей, прежде чем вонзить нож в череп со всей дури.

Падение животного сопровождалось диким визгом, почти что рёвом какого-нибудь жуткого монстра. И с этим рёвом Красс услышал тот тягучий, как дёготь, голос планеты:

Ты всего лишь человек.

«Всего лишь человек» – несвойственная фраза для Империи, но не это заставило Андрея ощутить себя испуганным, будто прозябшим и окоченевшим трупом, а стойкое ощущение, что эта фраза не просто угроза, а скорее некролог.

Солдат грохнулся в грязь всем телом, Алекси затерялся под грудой мёртвого лося. Боль была ничем по сравнению со страхом обнаружить Грина мёртвым. Красс тут же поднялся, не взирая на ушибы и проколотую сучком дерева ногу. Она прошла насквозь, но Андрею хватило одной ноги, чтобы доползти до животного, со стискиванием зубов оттащить тушку от раненого и припасть на коленях к нему, судорожно проверяя пульс и проводя беглый осмотр состояния.

Грудь вздымается, значит, дышит. Сустав в ужасном состоянии, торчат клочки ткани, и алеет трава рядом с ним. Андрей привёл своё дыхание в норму, но разгорающийся пожар чувств и переживаний Ноктюрна не позволял сосредоточиться, к тому же ужасно болела нога. Сломанные рёбра только недавно зажили, но они сейчас больше всех были не готовы принять удар, благо Красс вовремя сгруппировался.

Он быстро разорвал одежду Алекси и стал её наматывать на его локоть.

Зрение мутнело. Красс даже не знал, что из него вытекала кровь. Наконец подлетел Макс на аэромотоцикле, за спиной какой-то онуэковец. Тафт хотел уже кинуться к Андрею, быстрее его вытащить из леса, но его опередил грозный голос Красса:

– Вези его в реанимацию!

Андрей был сам не свой, его одолевали переживания Ноктюрна, он пропускал их через себя и делал всё то, что сделал бы Нокт по отношению к Грину. Тафт опешил, хотел было возразить, ибо Андрей сам выглядел не лучше, но почти озверевший и охрипший голос Красса заставил смиренно подчиниться:

– Я сказал, вези Алекси!

Макса всего передёрнуло от злости, ему хотелось наплевать на приказы командира, но сам понимал, что если бросит Алекси или скинет с аэромотоцикла пассажира сзади, то этим точно не заслужит одобрение Красса, скорее заработает ничем не перекрываемую ненависть. Он встревоженно глянул на Андрея, сменив гнев на торг: хотелось уже умолять на коленях, чтобы тот хоть раз в жизни подумал о себе, ведь брызжущая кровь неумолимо текла из ноги. Непоколебимость Красса не вздрогнула, не треснула, а только сильнее очертила границы дозволенности ему перечить. Эти границы душили. Тафт смиренно погрузил Алекси и улетел, надеясь, что сможет скоро вернуться и забрать своего страдающего героизмом Андрея Красса.

Дюха совсем уже не думал о ритуале, его охватил разум Ноктюрна и его чувства, марафлаевца сейчас волновал лишь его высокий зеленоволосый друг.

Андрей остался у кровавой лужи и мёртвого тела зверя. В грудине что-то ныло, что-то пульсировало и вызывало отдышку.

Прокашлявшись, Андрей пытался усесться и хоть оценить состояние своей ноги. Только он сел, сгорбился и стал всматриваться с частичным помутнением в зрении, как внезапно появилось стойкое ощущение, что кислород убывает. Становится душно. К тому же непрекращающаяся отдышка нагоняла панику. 

Вокруг мрачный лес, мёртвый лось и подбегающие на запах крови насекомые. Никто и ничего не могло ему дать лишнего кислорода, точнее, наоборот, он мог снять скафандр и вдохнуть полной грудью воздух, чтобы в следующую секунду умереть. В таком случае это было не иррациональное желание дышать.

Андрей пытался сконцентрироваться, чтобы понять, что стало причиной резкого удушья. Вновь сломанные рёбра давят на лёгкие? Или повредил трахею? Нет, его богатырская грудь всё также мощно надувалась, всё работало слаженно, но воздуха всё равно не хватало.

Нахмурившись, Красс опустил голову, стараясь дышать спокойно, не тратя кислорода в баллоне. Казалось бы, сними он скафандр, там был бы тот же состав воздуха, но до чего же губительный.

 А вот и пришло понимание того, что же с ним происходит. Был повреждён баллон с кислородом. Андрей нащупал небольшую трещину, из которой с тихим свистом медленно иссякал воздух. Почему-то Красс не ощущал страха. Мысль была лишь одна: его людям ничего не угрожает.

Затем появилась вторая мысль, которая принесла с собой обиду и злость: «Мы проиграли». Онуэко было чем-то недостижимым и непонятным, однако Красс, находясь в полной тишине мрачной чащи, куда даже ночные звёзды не доставали серебряным светом, осознал свою ошибку. Он доверился неопытному, по-своему ненравственному онуэковцу – мистеру Фоуллу. Он что-то упустил в своём плане церемонии, что-то сделал не так, что привело к этому злосчастному событию. Досадно. Аж костяшки захрустели от нервного сжатия кистей.

Конечно, как командир Андрей думал о стратегическом провале, но его золотое сердце трескалось от понимания, что в первую очередь Красс дал онуэковцам ложную надежду. Они не вернут свою родину, по крайней мере, не сейчас и уж точно без Андрея, ибо баллон уже на исходе.

Стало без того прискорбно, что по лицу голодной сороконожкой поползла безразличная ко всему улыбка. Проще было сдаться.

Но вдруг улыбка исчезла. В глазах Андрея вспыхнуло что-то живое, что-то вечное. Это было упорство, тяга к жизни. Но не его. Андрей привык считать себя смертником за столько лет на военной службе, здесь речь шла об упорстве жителей Трущоб. Тот мужчина, ковавший железо, был ярким примером стойкости. Подумать только, целый народ живёт среди воздуха, который им не позволил бы дышать, если бы не таблетки. А у Красса была ещё половина баллона, целая половина! А онуэковцы так и живут до конца своих дней, дыша будто через баллон. Но это не их кислород, как Красс будет смиренно вдыхать через несколько минут не свой, погибая в одиночестве. Впервые пересеклись параллели, которые не могли никогда сойтись: «всего лишь человек» и онуэковец. Их объединила общая боль: чужой и свой кислород.

Красс вновь продолжил горько улыбаться, затупив взгляд в одну точку. Он ведь действительно мог подумать о себе, сказать Максу, что ему плохо, а хоть на тот момент он мог на секунду вспомнить, что он человек, желающий жить? Никогда. Этого никогда не будет. Никогда – потому что смерть близка, и никогда – потому что так устроен Андрей Красс: он не побоится своей крови, но будет страдать от чужой.

Стиснув зубы в который раз, Андрей глубоко задумался. Снова всплыли в голове события его первой встречи с «обратной стороной Онуэко», где миром правят таблетки «кислород». Внутри не давало покоя ощущение противоестественности собственного положения, словно его подменили. Он не ощущал себя в собственном теле, его сознание гуляло по воспоминаниям. Запах тернистого болота, торфяного дна, гнилые котелки, голодные дети, витающий в воздухе запах полусладкой мертвечины – всё это отражалось нейронными вспышками в его воспалённом мозгу. Всего минута ему понадобилась, чтобы пропустить через себя, словно ток, ничем не заглушаемую боль онуэковцев. Андрей Красс – высокоморальный человек, ответственный лидер и вечно сострадающий глупец. Конечно, тезис «сострадающий глупец» он слышал от своих военных наставников, они ругали его за проявление милосердия, пока Эйл, напротив, с улыбкой ему говорил: «Глупец и гений всегда на одном и том же краю обрыва – вопрос только в том, провалишься ты в пропасть или устоишь».

Андрей был готов стоять над пропастью вечность и даже не содрогаться от бушующего ветра, вот только сейчас он чувствовал себя глупцом: он погибнет, ибо золотое сердце Красса отдало себя полностью в руки судьбы, возжелав спасти Алекси любой ценой. Цена проста, непримечательна и вполне логична: жизнь командира.

Андрей прилёг на мох, который каким-то чудесным ковром стелился по всему лесу. Растение впитало в себя кровь лося, Красс лежал прямо на ней, ибо его кровь была там же.

«Если умирать, то точно не сидя» – подумал он и уставился на кроны деревьев, шелестящие и шепчущие что-то нечленораздельное. Он вслушивался-вслушивался, казалось, это длилось вечность, а затем... он уловил: «Твой кислород».

А затем ещё раз и ещё раз. Весь лес шептал: «Твой кислород».

Андрею совсем стало душно в скафандре, хотелось снять, но смысла пока в этом не было, хотя листья всё твердили о кислороде.

«Говорящая планета... Я сошёл с ума или вся природа здесь давно нестабильна?»

«Я должен вернуть их кислород, моего здесь ничего нет, человек – инородное тело в тайге обетованной Онуэко» – умозаключил Красс и прикрыл глаза рукой, уходя глубоко в сознание. Ему казалось, что все ответы он найдёт внутри себя за эти несколько последних минут жизни. Шелест листьев смешался с воспоминаниями, где Андрей, окружённый громоздкими мумиями, рвался вперёд, чтобы спасти жизнь одного из них. Шорох рук, трогающих его за одежду, суровый и усталый взгляд каждого проносились в его голове, и во всех читалась одна и та же фраза: «Ты забрал наш кислород».

Человечество забрало всё. И это касается не только Онуэко, Человек решил, что его культура и желания превыше других. Он изваял себе великую статую, на которую плюются прохожие. «Прохожие» - это все те, кто человеком себя назвать не могут. Андрей был частью статуи, теперь гуляет среди «прохожих». Поначалу он был пришельцем среди них, ибо не знал их смертельного положения, их угнетений и страданий, но искренне пытался сопереживать и помочь, но никто не желал его помощи, ибо, гуляя среди них, с него всё равно сыпался мрамор от статуи Человека. Это их пугало, отталкивало. Но не сейчас. Сейчас Андрей Красс смог получить доверие повстанцев, войдя в их стезю, обрушив на себя их силу; за его спиной верные товарищи, спереди – могущественная Империя. Андрей Красс осознал, что его лучшей стратегией во все времена была не попытка устоять над пропастью, чтобы не прослыть глупцом, а прыгнуть в бездну. Эйл был прав, только Красс изначально не так понял его изречение.

Мужчина убрал с лица руку и уверенно поднялся с мокрого мха, правда, из-за костюма он мог только догадываться, насколько прекрасна моросящая свежесть здешней зелени. И, толком ни о чём не думая, с улыбкой сказал вслух:

– Давно я не дышал полной грудью.

Рука медленно потянулась к эфирному скафандру. Каждый миллиметр приближения к нему сочетался с воспоминаниями: ему слышался чей-то кашель, беспрерывный, удушающий. Кто-то страдал, рыдал и умолял. Кто-то сильно хотел дышать, но кислород – собственность Империи.

– Хочешь дышать – придётся платить, – под нос прошептал Красс, вспоминая слоган из какой-то брошюрки в Онуэко, – я это не позволю.

Подушечки пальцев уже прикоснулись к механизму отключения эфира. В голове проносились палитры синего и жёлтого – такой цвет кожи у онуэковцев, когда кислорода не хватает.

Несильное нажатие на кнопку. В мыслях голос Алекси: «А когда дети рождаются, знаешь, это ужасное зрелище. Их сразу же пичкают трубками, чтобы они не задохнулись. Первые несколько суток младенец лежит в изоляторе, всё горло в трубках, катетеры и прочая дрянь».

Детей Андрею было жальче всего. Если так подумать, вся революция устраивается только ради детей, чтобы они смогли жить.

«Наш кислород, наши дети!» – рявкнул внутри себя Андрей и уже более уверенно надавил на кнопку. Скафандр отключён. Его первый вдох.

Затошнило. Голова закружилась. Но как же легко дышалось!

Второй вдох и выдох. Красс закинул вспотевшие волосы назад и стал дышать более учащённо. Изречение Эйла гласило, что глупец – будет пытаться устоять над пропастью, оставшись в безопасности, но так и непонятый обществом, гений – прыгнет в пропасть, ибо только там он обретёт всё то, ради чего вообще встал на край. Андрей Красс обрёл свободу. Сила Ноктюрна позволила телу адаптироваться к среде Онуэко, стать её частью. Ведь Андрей совсем забыл, что метаморфоз подарил ему крылья, но не научил летать. Теперь они будут вместе постигать собственную силу: силу Человека и силу Марафлаевца, две противоположные стихии в одном теле объединились не ради желания жить, а чтобы смерть была ненапрасной.

Красс чётко ощущал, как твёрдо стоит на ногах, потому что этими же ногами движет сила Ноктюрна. Это была ничем не сравнимая сила! Раньше Андрей её не ощущал, не позволял существу внутри овладеть им, теперь же они в равных условиях: тело было, как на чашах весов, равноценно и принадлежало обоим.

Природа Онуэко, покорно всегда служащая высшим существам Марафлай, уняла холодный ветер, раскинула ветки листвы в сторону и не позволила ни одному насекомому попытаться прокусить ногу Андрея. Он еле волочил их, одна по-прежнему истекала кровью, а Красс всё вероломно шёл вперёд тяжелыми шагами. В мыслях у него была лишь цель: добраться до священного озера и закончить ритуал. Он знал, что Онуэко примет кровь марафлай, теперь Андрей не мог иметь полное право на тело, он уступил его Ноктюрну, чтобы выжить. Его кровь смешалась с кровью Ноктюрна. Этот процесс пугал не меньше смерти, ибо Красс чувствовал себя корнем дерева, к которому присосался мицелий гриба. Они образовали мощный симбиоз, вот только Андрей не дерево, а Ноктюрн не мицелий. Кто они и насколько их противоестественное положение повлияет на них – вопрос времени.

Вот оно озеро. Спокойное, золотистое в сиянии ночи. Недолго думая, Красс ступил ногами в воду. Она окрасилась в алый, смешиваясь с золотыми водорослями. Сверчки, плавающие в воде, суетливо поднялись над озером, застрекотали и закружились вокруг солдата. Он молча продолжал дышать, словно пробуя на вкус чужой кислород, и стоял-стоял-стоял, ожидая чуда.

Красс не знал слов ритуала, чтобы его завершить. Рацию он выкинул в кусты, которая начала шипеть и мешать думать. Андрей за этот смертельный час стал чересчур много думать. Он не мог этим не насладиться. Сейчас размышления были насчёт ритуала. Конечно, Ноктюрн ему тут не помощник.

Сжав кулаки и до боли сведя челюсти, Андрей обратился к водопаду, ибо не знал, куда и к кому обращаться:

– Я призываю тебя впитать мою кровь, ибо я дышу твоим кислородом, мой гемоглобин переносит именно его. Не умею я танцевать обряды и на онуэковском могу сказать лишь что-то примитивное. Услышь меня так. Я стою здесь и истекаю кровью, чтобы защитить Тебя. Грядёт война.

Повеял холодный ветер. Андрей облизнул пересохшие, обветренные губы, красочно передающие его истощённое физическое состояние, и продолжил:

– Война за справедливость. Я верну твой кислород твоим жителям. Звери, онуэковцы... все будут дышать. Я обещаю, что разрушу купол, сотру с лица планеты санаторий. Помоги мне. Будь на моей стороне. Пробудись.

Ветер усилился. Светлячки, больше походившие из-за своих размеров на летающие лампочки, вдруг облепили тело Андрея. Он словно сам начал светиться биолюминесценцией.

Вновь клонило в сон. Казалось, насекомые поедали его энергию, питались ей, чтобы самим светиться.

Избавь меня от человека, иначе я оторву твои крылья, бабочка.

Онуэко ревностно назвала его бабочкой, не желая приравнивать смелое существо к человеку. Планета страдала, ломались её кости от тяжести груза человеческого уродства. Андрей ненавидел свою нацию за их кровавый строй, но сердцем клялся, что всю войну он обернёт в мир и покой как для человека, так и для остальных жителей бесконечного космоса.

Стало совсем плохо. Андрей ощутил мерзкую тошноту, шум в ушах, и беспроглядный мрак поселился в глазах. Отсчёт времени пошёл. Сделка заключена: бабочка на свои крылья приняла всю ответственность.

Красс рухнул в воду, а планета стала оживать. Над его телом кружили светлячки, напоминая родные звёзды.

Андрей Красс всю жизнь искал родину, но остался всё-таки бездомным в пучине космоса, спасая родины других.