Монеты звякнули о поверхность маленькой тарелки с зеленой каймой, стоявшей возле кассового аппарата. Есения сгребла сдачу и положила в кошелек, хлеб и пачку гречки сложила в вязаную старенькую авоську, которую ей сунула бабушка.

– Как Мария Михайловна поживает? – Продавщица поправила свой белоснежный передник, достала из-под прилавка шоколадную конфету и положила перед покупательницей. – На вот. Давно ее не видно!

– Спасибо. – Есения взяла конфету и положила туда же в авоську, ко всем покупкам. – Все хорошо, огородом занимается. Я как на каникулы приехала, так она совсем разленилась до магазина ходить, меня и отправляет.

– Аа, все понятно. Ну, передавай привет.

– Хорошо, до свидания. – Есения махнула рукой и, развернувшись, вышла на небольшое деревянное крыльцо, перекошенное от старости.

За спиной Нина уже ругалась со старым радио, шипевшим на нее из динамиков в ответ. Сеня подняла голову, посмотрела на хмурое небо и, вздохнув, подумала, что сегодня опять будет дождь, а значит, что можно второй раз не идти выгуливать корову, а можно было с чистой совестью лечь досыпать.

Вздохнув, Есения достала из вязаной сумки конфету, развернула и сунула в рот всю целиком, с наслаждением пережевывая. Поправила подол голубого сарафана, ткнула в неизвестно откуда взявшийся новый синяк на коленке и сделала шаг к дороге. Заскрипели тормоза, к магазину подъехал черный внедорожник, поднимая пыль с сухой дороги. Есения решила переждать, пока не уляжется пыль, но тут глаза ее округлились, с переднего сидения вышел высокий мужчина, окинул девушку взглядом, в котором мелькнула узнаваемость.

– Сенечка, здравствуй! – Он улыбнулся ей тепло и по-дружески. – Сто лет, сто зим не виделись.

– Здравствуйте, Степан Алексеевич. И не говорите, с прошлого года наверно. – На последнем слове девушка непроизвольно скривилась, словно откусила дольку лимона, глядя на того, кто вышел с пассажирской стороны.

– Как родители? Ты на каникулы к бабушке? – Мужчина подошел ближе. – Мы с Матвеем тоже на каникулы. Погодка вроде хорошая должна быть! Но, смотрю, тучи заходили. Эх, не порыбачить сегодня!

– Да, может, будет дождь. – Есения пропустила все вопросы Степана Алексеевича мимо ушей, прокомментировав лишь про тучи.

Она не отрывала взгляда от лопоухого мальчика, точнее, уже юноши. Его русые кудряшки все так же буйно завивались на голове, а пухлые губы растянулись в дежурной улыбке.

– Привет. – Он махнул рукой, даже не отходя от машины.

– Привет. – Буркнула девушка, тут же отвернувшись и взглядом провожая мужчину, который уже поднимался по скрипучим лестницам в магазин.

«Вот и поговорили» – мелькнула мысль.

Девушка поправила выбившийся из хвоста рыжий локон, она злилась на себя, что хотелось еще сказать что-нибудь, но ничего не лезло в голову. Злилась на Матвея, что тот вообще, похоже, игнорировал ее.

Странно, что после стольких лет дружбы теперь даже поговорить было не о чем, кроме как бросить друг в друга дежурным и банальным «Привет».

«Спроси, как год прошел, как окончила школу, куда поступила. Спроси! Как прошел твой выпускной? Что ты стоишь, как пентюх!» – она перебирала вопросы в голове, не совсем даже понимая, себя ли заставляла озвучить их вслух, или посылала мысленную команду молодому человеку, который переминался с ноги на ногу возле открытой двери машины.

А потом, разозлившись на себя еще больше, Есения фыркнула и, зло топая ногами, развернулась к дороге, направляясь в сторону дома. Матвей за спиной озадаченно посмотрел девушке вслед, задержав взгляд на подпрыгивающих в такт шагам рыжих кудряшках.

Он понимал, что девушка на него злится, помнил и причину, но никак не хватало смелости и совести заговорить с ней. Хотя вопросы крутились в голове, готовые сорваться с губ, но он не мог. Даже дышать не мог.

Матвей положил руку на верхнюю часть автомобильной двери, попинал порог. Как же ему хотелось спрятаться в машине и не напоминать ей о себе, зачем он только вышел. Секундный порыв слишком дорого стоил, теперь Есения знает, что он в деревне. Но Матвей сомневался, ругал себя за то, что приехал, думал, что лучше бы остался дома, в городе. Мысли прервал хлопок закрывшейся двери.

– Эй, сын, ты садишься или где? – Степан Алексеевич нагнулся над коробкой передач, чтобы видеть лицо Матвея.

– Или где. – Вздохнул тот, садясь на переднее пассажирское сидение и пристегивая ремень. – Все купил?

– Да, погнали, а то наши уж заждались. Бабушка звонила только что, ждут. – Степан Алексеевич вывернул руль, выезжая обратно на дорогу. – Эх, жалко, дождь пойдет. Здрастье. – Он кивнул водителю встречной волги.

– Это кому ты?

– Не узнал? Джураев проехал. Волгу что ли купил себе.

Матвей задумчиво развернулся, глядя на пыль из-под колес серенькой волги.

***

Бутылек с медицинским спиртом упал с металлической тумбы на колесиках и разбился, образовывая на сером линолеуме лужу. По кабинету разнесся режущий нос резкий запах. Полина, прижатая грубой мужской рукой к стене, смотрела на расползающееся мокрое пятно, слезы накатывали на глазах, но она мысленно умоляла себя не начинать плакать сейчас.

– Я еще раз спрашиваю, заходил? – Слава встряхнул жену второй раз, схватившись за ее белоснежный рабочий халат, на плече затрещали швы.

– Никто не приходил ко мне сегодня вообще. Я не понимаю, про кого ты спрашиваешь. – Прошептала Полина. Ей было страшно смотреть в замутненные алкоголем глаза мужа, наполненные яростью и красными взбухшими капиллярами.

– Не лги! Все ты прекрасно знаешь, шлюха! – Закричал он ей прямо в лицо, брызжа слюной.

Полина замерла, мозг отказывался функционировать, тело перестало двигаться. Так было всегда, когда напившийся мужчина, разозлившись с какой-нибудь ерунды, припирал ее к стенке или швырял через всю комнату, как тряпичную куклу. Она чувствовала, будто это происходит не с ней, а с кем-то другим, незнакомым. Она догадывалась, про кого он спрашивал, но произносить имя того человека было подобно тому, что выдернуть чеку из гранаты. Стало бы еще хуже.

– Ты знала, что он приехал сегодня? Конечно, знала, Господи, я еще спрашиваю. – Он с силой повернул ее за подбородок, вынуждая смотреть ему прямо в глаза. – Если я хоть от кого-либо узнаю, что вас видели вместе, убью обоих. Ты поняла меня?

– Да. – Полина снова опустила глаза, теперь она могла смотреть только в треугольник его расстегнутой рубашки, из которого торчали черные волоски.

– Не слышу! – Взревел мужчина, встряхнув девушку вновь. Под его пальцами ткань медицинского халата не выдержала и все-таки порвалась.

– Да. – Немного громче ответила она.

Дверь скрипнула, привлекая внимание обоих. В проеме стоял Глеб, на секунду застыв, озадаченно глядя на происходящее.

«Господи, зачем ты пришел, уходи! Не смотри на своего отца, не смотри на меня. Я сейчас расплачусь, Господи» – Полина мысленно гнала своего пасынка из кабинета, но Глеб не собирался никуда уходить.

Парень прикрыл за собой двери, стараясь сделать это как можно тише, хотя крики Славы, наверно, переполошили весь фельдшерский пункт. Глеб знал, что отец, хорошенько набравшись, мог поднять руку на мачеху, но при сыне он старался не обижать свою жену. Однако сейчас что-то очень сильно его разозлило, что он и не думал отпускать ворот халата, лишь переводил шальной взгляд с жены на сына и обратно.

– Паап? – Он сделал медленный шаг вперед.

– Пошел вон! – Взревел мужчина. – Не смей вставать на защиту этой шалавы. Ты понял?

– Пап, успокойся, пожалуйста. – Глеб вытянул руки вперед, протягивая к мужчине ладони. – Никто не хочет неприятностей.

– Ты что? Отцу угрожаешь?

– Нет, я просто хочу, чтобы ты ее отпустил.

– Мало ли, что ты хочешь. Я тоже много что хочу, но молчу. – Мужчина еще раз встряхнул женщину в своих руках, голова Полины гулко стукнулась о стену. Сердце Глеба пропустило удар.

Парень даже не понял, что произошло, и как он это сделал, но вот он стоял у дверей, а в следующую секунду уже держал в руке ножницы, конец которых упирался в бок отца.

– Родного отца? Ножницами? Ради этой швали? – Мужчина медленно разжал руки. – Ах ты, гнида!

Он резко развернулся, хватая Глеба за горло. Пальцы сжимались тисками на шее все сильнее, воздух не желал поступать в легкие, из-за боли на глазах навернулись постыдные слезы. Глеб схватился за запястья отца, но силы были не равны, он никак не мог оторвать его руки от своей шеи. Позади Полина повисла на его плечах, в пустых попытках оттащить его от сына.

– Слава! – Молила она, сейчас мачеха не сдерживала слезы, они ручьями катились по ее опухшему лицу. Через дыру в халате просвечивала розовая футболка, Глеб сосредоточился на этом цвете, стараясь успокоиться.

– Что «Слава»? – Он больно и резко отпустил шею сына, толкнув его на кушетку позади. – Из-за тебя чуть сына не убил! Домой сегодня не приходи даже, поняла?

Ответа дожидаться он не стал. Хлопнула дверь, оставив двоих в небольшом кабинете с белоснежными стенами в режущей тишине.

– Ты как? – Спохватившись, Полина кинулась к небольшому холодильнику, стоявшему в углу. Руки тряслись, ноги были словно ватные, но она заставила себя созраться, достала из морозилки мешок со льдом и вернулась к Глебу. – На, приложи.

Холодный лед стрелой пробил нервы, затем медленно расползся по поверхности, охлаждая покрасневшую кожу. Парень зашипел, прищурив глаза. Полина присела на кушетку рядом с пасынком, мелькнула мысль, что на такой шум никто не пришел, странно.

– В здании нет никого. – Словно прочитав ее мысли, ответил парень. – Я еще бежал когда сюда, обратил внимание, что пусто в коридоре.

«Значит, не пришли еще. Ну и ладно, и хорошо» – подумала Полина, переведя взгляд в окно.

– Поль, давай уедем отсюда?

– Сдурел? – Женщина округлила глаза, отмахиваясь от парня рукой.

Конечно, она не раз думала об этом, бросить все, уехать, скрыться. Только не было места, где бы они смогли спрятаться. Ехать было некуда и не к кому. Без копейки в кармане нигде им бы ни были рады.

– А что? Что нас тут держит? Я вообще не понимаю, зачем ты вообще за него вышла? Ты что, настолько сильно его любишь?

– Все не так просто...

– Поль, да просто все, как дважды два. Ну что ты в этой деревне забыла? У тебя же в Москве все было! Зачем? Ладно, я, родился тут и помру тут...

– Не говори так!

– А что? Это же, правда. Я никакой жизни не знал больше. Но ты то?

– Все не...

– Не так просто? Объясни. Ну что, у него хер такой большой что ли?

– Глеб!

– Ладно, все. – Парень поднял свободную руку ладонью вверх, в знак примирения.

Ему жалко было Полину, она ему нравилась по-человечески. Всегда такая добрая, заботливая, она стала ему второй матерью и другом. Но с того самого дня, когда отец привез ее в их дом, он все никак не мог понять, почему Полина согласилась на такую жизнь. С каждым днем она чахла, очень сильно похудела, синяки под глазами от постоянного стресса становились размером с вселенную, она начала грызть ногти, ему казалось, еще немного, и от нее останется лишь тень. Глебу очень хотелось бросить все, эту жизнь, забыть всех жителей и уехать с Полиной туда, где их бы никто не знал и никто не стал бы искать.

«Вот я дурень! Без денег далеко ли мы уедем. Нужно срочно что-нибудь предпринять» – парень мысленно хлопнул себя по лбу.

Бросив мешок с подтаявшим льдом на стол, он соскочил под удивленный взгляд мачехи.

– Ты куда?

– Не сидеть же мне тут весь день. Пока. – Он вышел из кабинета, оставив Полину, предоставляя ей время побыть в одиночестве.

В дверях он столкнулся с фельдшером, коротко поздоровавшись, проскользнул мимо него. На улице хмурились тучи, погода была под стать внутренней буре. Мелькнула мысль, что еще дождя не хватает, тогда бы можно было раствориться, слиться с этой стихией. Но дождя все не было.

Мимо, поднимая за собой пыль, промчалась по дороге знакомая серая волга. Глеб проводил ее взглядом, свернул на соседнюю улицу, направившись в сторону дома.

***

Рядом притормозила машина. Из открытого окна доносилась какая-то попсовая песня о любви, парень пел, как ему нравится девушка и, его бы воля, увез бы ее на край света.

– Эй, сосед, подвезти? – Из того же окна высунулось бородатое круглое лицо кавказской национальности. – Еле на ногах стоишь. – Мужчина говорил с легким акцентом.

Слава затуманенным алкоголем взглядом посмотрел на Джураева и коротко махнул головой, пройдя мимо. Его хоть и шатало из стороны в сторону, но вид у него был озлобленный, а шаг более-менее твердый.

– Ну, как знаешь. – Не стал навязываться мужчина.

С Насоновым он частенько выпивал, для него не было удивительным такое состояние соседа, даже не особо удивился, что с утра тот уже был в состоянии сильного «под шафе», но настаивать он не стал, не нянька ему.

Вдавив педаль в пол, Джураев проехал мимо Славы, оставив того глотать дорожную пыль. За поворотом показались синие стены магазина. Он кивнул водителю отъезжающей машины, не сразу сообразив, кто с ним поздоровался. Только припарковавшись, он понял, кто это был.

«Приехал, значит. То-то Насонов ни в зуб ногой» – мысленно усмехнулся мужчина.

Оставив волгу у входа, он поднялся по деревянным ступеням и зашел в магазин. Нина стояла у прилавка, пересчитывая оставшиеся пачки сигарет на стойке. В магазине было ужасно душно, окна не открывались, одна единственная дверь не особо спасала, напольный вентилятор в углу дул из последних сил, но только гонял по кругу горячий воздух. Ниночка время от времени вытирала пот со лба и шеи своим белоснежным платочком.

– Ой, здравствуйте Эдуард Сомонович. – Заметила девушка вошедшего начальника. Тут же подскочила с табурета, чуть не уронив его назад.

– Добрый день и тебе, Ниночка. – Джураев улыбнулся, растягивая в кривой улыбке свои толстые губы. – Как дела? Как работа?

– Да все хорошо, – девушка поправила передник, переставила тарелку с зеленым рисунком ближе к кассовому аппарату, приглушила радио. Начальство она побаивалась.

Знакомые девчонки с фермы говорили, что он очень строг, придирается по мелочам, за каждую мелкую провинность сразу лепит штраф, а зарплаты вообще задерживает надолго, люди иногда не получают свои деньги месяцами. Нина радовалась, что она работала в магазине, а не на ферме, но все же злить Джураева не хотелось. Пока что ей он зарплату не задерживал, да и относился достаточно благосклонно, цветы даже подарил на день рождение.

Нина следила взглядом, как хозяин магазина прошелся вдоль полок, оглядывая товар, взял с полки пачку печенья, повертел в руках, положил обратно. Зайдя за прилавок, он встал возле кассы, при этом плечом коснувшись плеча Нины. Девушка отошла, начальник как-то странно при этом ей подмигнул, и вновь опустил свой нос в ячейки кассы.

– Маловато. – Прокомментировал он.

– Так ведь утро еще только.

– Ай, Ниночка, одни отговорки. – Он повернулся к девушке, погрозил пальцем у нее перед носом. – Я тебе деньги плачу за работу хорошую. Молчал, молчал, но ведь прибыль то маленькая.

– Эдуард Сомонович, так ведь в деревне живем, тут полтора дома, о большей-то прибыли и говорить нечего.

– О, Аллах, за что мне это. – Мужчина опустился на табуретку, на которой сидела до этого девушка. Он сжал ее ладонь в своих руках. – Я же за тобой столько лет наблюдаю, жалел тебя. Но, работа есть работа. Не твое это, не продавец ты, плохо идет.

– А что мое? – Нине стало вдруг очень обидно от его слов. Она душу вкладывает в этот магазин, всегда у нее все на местах, порядок, чистота, за товаром следит, с деньгами внимательна. Педантичная до мозга костей Нина следила за магазином со всей ответственностью и внимательностью.

– Твое? Хм. Замуж выйти, деток родить, мужа любить. – Говоря это, Джураев одной рукой поглаживал руку Нины. – Я же тебе говорю, вот в статусе жены тебе бы хорошо было. А у меня денег много, бриллиантами тебя осыплю, золотом, Аллах нас благословит.

– Не поняла, что?

– Глупая ты, Ниночка. Не магазин тебе нужен, муж нужен. Я-то знаю, я же хорошим мужем буду, каждую ночь любить тебя буду.

Нина резко выдернула свою руку из рук мужчины.

– Эдуард Сомонович, о чем Вы? – Девушка отшатнулась, как от огня, прижав свою ладонь к груди.

– Я пока тебе твою дерзость прощаю, никому не простил бы, а тебе прощаю. Ты не торопись, – он поднялся с табурета, подойдя вплотную к девушке. Отступать ей было некуда, в спину упирались полки с товаром. Джураев потянулся к завязкам на переднике, повязанным красивым бантиком спереди, накрутил лямку на палец, – подумай. Тебе ведь проще жить будет, легче.

Нина замерла, так и прижимая руку к себе. Сейчас девушка чувствовала себя сурком, который прикидывался мертвым перед опасностью. Ей действительно хотелось умереть или, хотя бы, упасть в обморок, но сознание, как назло, не покидало ее, оставляя в этом мире с возникшей проблемой с глазу на глаз.

Белая занавеска на двери колыхнулась, колокольчик над дверью тихо звякнул, качнувшись от ветра. В магазин, отодвинув штору, зашел один из покупателей, невысокий старичок с родинкой на щеке. Джураев отошел от Нины, отпустив лямку передника. Не отрывая от нее глаз, он вышел из-за прилавка и остался стоять возле холодильника с мороженым.

– Ниночка, доброе утро, золотце. – Улыбнулся вошедший.

– Здравствуйте, Николай Георгиевич. Как поживаете? – Руки Нины тряслись, но внутри, словно камень свалился, она была рада, что хоть кто-то зашел. Ей очень хотелось, чтобы мужчина был здесь как можно дольше.

Но удача сегодня была на ее стороне. Телефон Джураева запел в кармане пиджака, он достал его, глянул на экран, принял вызов.

– Да, слушаю. – Нина следила за ним, не особо даже слушая, о чем говорит ей покупатель. – Кто пришел? Глеб? По какому вопросу? Ну, пусть ждет, скоро приеду. – Отключившись, он молча вышел из магазина.

– ... и шоколадку. А пряники свежие?

– А? Вчерашние. – Нина вынырнула из своих мыслей. В проеме открытой двери мелькнул зад серой машины.

– Не, ладно, давай хлеба, колбасы молочной грамм триста и шоколадку. Иду сегодня с Власовыми на рыбалку. – Похвастался Николай Георгиевич. – Погода хорошая.

– Так дождь ведь будет наверно. Небо-то в тучах все. – Нина отрезала кусок колбасы, взвесила на весах. – Триста тридцать, пойдет?

– Оставляй. – Махнул рукой мужчина. – А я говорю, не будет. У меня на дождь всегда колени болят, а сегодня нет. Походят тучи и разойдутся.

Нина пожала плечами, заворачивая колбасу в пленку. Сложив покупки в пакет, приняла купюры, отсчитала сдачу и попрощалась с покупателем.

Вздохнув, присела обратно на табурет и прибавила радио, где какая-то певица пела песню о несчастной жизни и лживой любви.

***

Еще у поворота Есения заметила, что возле калитки бабушкиного дома кто-то стоит. Подойдя ближе, она узнала Николая Георгиевича, пенсионера из соседнего дома. Он пытался пристроить букетик ромашек между деревянными досками забора.

– Здравствуйте! – Громко поздоровалась Есения, наблюдая, как спина мужчины дернулась от испуга.

– А? Ой, привет, Сенечка, привет, хорошая моя. – Сосед развернулся, букет ромашек полетел к его ногам. Покряхтывая, он нагнулся, чтобы поднять его. Девушка поспешила помочь. – Чуть до второго инфаркта деда не довела, напугала.

– Простите, не специально. Давайте я бабушке передам? Это же ей ромашки? – Есения держала букетик в руке.

– Да, спасибо, деточка. Хотел на заборе оставить, так романтичнее, но раз уж можешь передать, то буду благодарен. Ой, - Николай Георгиевич всплеснул руками, – а тебе-то я ничего и не принес. – Он расстроено покачал головой.

– Мне ничего не нужно, не переживайте. – Улыбнулась Есения. – Куда направились?

– Я до магазина прогуляться хотел, колбаски купить, хлеба. С Власовыми договорились сегодня на рыбалку пойти. Что-нибудь пожевать купить хочу. – Он покрутил стареньким пакетом перед глазами Есении. – Ох, точно, тебе шоколадку куплю. А то неудобно, бабушке цветы занес, а тебе ничего. Ты уж прости старого, голова дырявая.

– Да не переживайте Вы так, ничего мне не нужно. – Есения открыла калитку, торопясь поскорее закончить разговор. – Вы лучше сами на пироги заходите как-нибудь, колбасой-то одной сыт не будешь. – Она улыбнулась и помахала рукой, прощаясь.

Скрипнула дверца калитки, закрываясь за девушкой. В окне уже мелькала бегающая бабушка. Девушка прошла по широкой, отсыпанной мелким гравием, тропке вдоль цветочным клумб, поднялась по ступеням на крыльцо и зашла в распахнутые двери.

– Я все купила, – девушка выгрузила покупки из вязаной авоськи на стол.

– Чего ты там с соседом лясы точила? Что ему надо? – Мария Михайловна отряхнула мучные руки о передник, поставила в печь противень с пирогом.

– А, на вот. Николай Георгиевич просил передать тебе. – Девушка протянула ромашки женщине.

– Ишь ты, ромашек нарвал. Лучше бы калитку починил. Сорняки-то эти куда мне? Жопу только подтереть. – Она достала из шкафа узкую вазу, наполнила водой и поставила цветы. – На, поставь на подоконник. Больше ничего у него не бери. Повадился ходить в последнее время. Медом тут будто намазано, отреселок.

– Бабуль, может, ты ему нравишься, вот и ходит. – Есения уселась на табурет за стол, застеленный белоснежной клеенкой. Взяла еще теплую оладушку с тарелки, макнула в вазочку с земляничным вареньем.

– Да накой он мне сдался то! – Буркнула Мария Михайловна, отмахнувшись от внучки полотенцем, но щеки ее заметно порозовели.

– Как знать. – Усмехнулась Есения, наблюдая, как бабушка рассыпала по кухонному прилавку муку и вывалила тесто, начала интенсивно разминать его и месить.

Время тянулось медленно. Во дворе прокричал петух, из стойла в ответ ему замычала Анфиса, долго и протяжно. Есения раздумывала, сходить ли выпасти корову еще раз, но первые капли дождя, заскользившие по стеклу окна, словно дали негласное разрешение с чистой совестью сидеть сегодня дома. Мелькнула мысль, что рыбалка у кого-то сегодня не состоится.