«Котята Кремогривки появились на свет раньше, чем планировалось. Увы, я ничем не могла помочь»...

Эти слова еще долго стояли в ушах Шейлы. А как долго-долго и отчаянно плакала королева. А потом уснув, сквозь рыдания звала своих детей. И так душераздирающе она кричала и визжала, змеей изгибаясь от боли. И так много крови потеряла... Во время родов Шейла, как королева, находилась рядом. Один угольно-черный котик, которого нарицали Уголек, едва успел раскрыть маленький розовый ротик и пискнуть, как тут же уронил головку и перестал дышать. Белохвостка тут же принялась интенсивно вылизывать малыша, но он больше не пошевелился. Кремогривка так горько взвыла то ли от шока и горечи потери, то ли от того, что схватка была слишком непереносима для нее, но лучшего момента Крапинка не нашла. Она надавила на её живот, и на подстилку шлепнулся маленький комочек. Ломохвостка схватила его, но только её старания были напрасны: маленькая светло-серая девчушка дернулась и застыла. А следующий котенок, бежевенькая кошечка с серыми полосками, попавшая к Белозерке, и вовсе не шевельнулась. Кремогривка так пронзительно заверещала, что тут же охрипла и горьким сипом сетовала на свою долю. А потом Крапинка вышла к застывшему племени и, пряча слезы, прошептала:

– Котята Кремогривки появились на свет раньше, чем планировалось. Увы, я ничем не могла помочь...

И Липолапа тут же, воя, бросилась в Детскую к своей сестре, пытаясь отдать ей свое счастье, забирая ее боль. Сестры уснули рядом, и безутешная мать все звала своих котят, будто надеясь, что они сейчас выскочат из-за Больших Валунов и прибегут к ней. Ошарашенную Шейлу сдали на лапы Рваноухого и Штормохвата.

– И смотрите мне, чтоб не потеряли её! – пригрозила им Крапинка.

Шейла сейчас плохо соображала, где она, что происходит, почему так болит все тело, и язык не слушается. Но все же, она смогла невнятно произнести:

– Со мной все будет так же?

Рваноухий рывком прижал её к себе, слишком запальчиво выкрикнув:

– Нет! Конечно нет!

На его глазах блестели слезы. Смерть неродившихся котят Кремогривки глубоко в душе потрясла все племя. И Рваноухий даже боялся представить, что будет, если то же самое произойдет с его любимой.

***

– Наши котята... Они чудесны... – прошептала Шейла. Три мокрых, измазанных в крови комочка лежали около её живота и сосали молоко, чмокая губами.

Рваноухий лег рядом, наблюдая за котятами. На улице началась метель под вечер. Пришел сезон Голых Деревьев. Рваноухий переплел свой хвост с хвостом своей подруги и выдохнул ей на ухо, удовлетворенно заметив мурашки, пробежавшие по ее телу.

– Сколько раз тебе говорила, – проворчала она. – Не делай так!

– Повторяй за мной, – не обращая на ее ворчание никакого внимания, попросил Рваноухий. – Ты только моя.

– Я только твоя.

– Ты будешь только со мной.

– Я буду только с тобой.

– Ты любишь только меня.

– Я люблю только тебя. В чем смысл? – не поняла она.

– Учти, я твои слова запомнил, – подмигнул он ей, и тут же выскочил из Детской.

***

– Просыпайтесь, дорогие.

Шейла потыкала котят носом. Три ее дочки нехотя поднялись на лапы. Каждой было по пол-луны.

– Помните, что я вам говорила сегодня? – заговорщецки прошептала кошка. – Вы должны незаметно выбраться из лагеря. А я пойду за вами.

– Но мам, зачем все это? – жалобно мяукнула палевая в полоску Иголочка, доверительно глядя на мать янтарными глазами. – Там холодно! Разве мы не можем остаться в теплой Детской?

– Вы же не хотите остаться в лагере, наполненном бродягами? – Шейла скривилась, вспомнив, как сегодня один из пришельцев обидел ее котят. Темнозвезд едва смог воздержать ее от того, чтоб выцарапать нахалу глаза.

– Н-нет, – поежилась серенькая Пепелинка, хлопая испуганными синими глазками.

– Сейчас я отвлеку охранников, а вы незаметно убежите, – шепнула Шейла. – И следите за Медянкой.

– А как же папа? – пискнула трехцветная малышка-Медянка, слепо смотря на мать зелеными глазами. – Его тоже разбудить?

– Нет, ваш отец не захочет идти с вами, – махнула хвостом Шейла и скрылась в проходе.

Началась метель, ветер дул изо всех сил, мокрый снег летел в лицо. Сердце Шейлы часто-часто билось и так громко, что вот-вот разбудит весь лагерь.

«Уймись!»

– Стой! – рявкнул один из бродяг, стоявших на посту. – Кто идет?

– Шейла, – невозмутимо ответила кошка.

– Какая такая Шейла? – сузил глаза он.

– Мать котят, которых ты сегодня напугал, и кошка, которая чуть не оставила тебя слепым на всю твою оставшуюся однообразную жизнь, – зло рыкнула она, узнав в бродяге Смола, черного кота с зелеными глазами. – Прочь с дороги!

Она пошла в направлении поганого места, он крался за ней.

– Может еще туда со мной зайдешь? – бросила она, не оборачиваясь. – Я, конечно, не против, но Рваноухий точно решит как-нибудь по-праздничному украсить твою наглую морду. Если на меня даже просто кто-нибудь глянет, он продумывает планы похорон этого наглеца.

Смол поколебался и сел около входа.

«Пусть сидит там, сколько хочет!»

Она стала быстро разбрасывать землю, пытаясь прорыть выход. Смол несколько раз окликал ее, но она говорила, что еще не готова. Как только лаз был готов, она протиснулась в него. Тьма обступила ее со всех сторон, узкие стены сжали с боков и сверху. Она запаниковала и вырвалась из тесноты. Смол вновь окликнул ее, и она ответила, что скоро будет готова. Кот сказал, что ему надоело сидеть, и его отдаляющиеся шаги послышались за стеной лагеря.

«Слава Великому Звездному племени!»

Она бросилась в обход лагеря, туда, где ее ждали котята.

***

Рваноухий с самого утра, как обычно, сразу же устремился в Детскую. Снега намело столько, что загородило весь проход. Быстро разбросав лапами снег, кот протиснулся в палатку и не увидел никого. Гнездышко его подруги было пусто и холодно. Он выскочил на улицу, и его визг звонким эхом раздался над неподвижной белой поляной:

– Тревога! Шейла и мои котята ПРОПАЛИ!