Старшая сестра всегда была глупой. Ужасно глупой. Так думала Эйко. Нори была той, про которую семья вспоминала со стыдом. Слишком свободолюбивая. Рвущаяся куда-то, непонятно зачем. Слишком громкая. Может быть, она так компенсировала свою непривлекательность. Так думала Эйко.

Нори все любила трогать, все изучать. Она постоянно сбегала на нижние этажи города, высматривала там что-то, фотографировала. Эйко никогда не хотелось спускаться вниз. Только вверх. Семья жила достаточно хорошо, на самых высоких этажах среднего яруса. Там уже не было спутанных проводов, и даже можно было увидеть небо и белоснежные верхушки небоскребов. Эйко хотела туда. Жить там, наслаждаться красивыми видами, есть самую натуральную еду, пить дорогое саке.

Нори все копалась внизу, ныла о какой-то несправедливости. И чем больше она вздыхала и возмущалась то экологией, то зарплатами, тем уродливие становилась. "Женщину Родители любили младшую идеальную дочь. Та никогда не капризничала, всегда молча выслушивала претензии отца, останавливала Нори, когда та в ссорах пыталась вступиться. И Эйко любили.

Мама с детства научила ее быть красивой, привлекать внимание, но не быть слишком вульгарной. Учила быть послушной, скромной, умной, чтобы вовремя притвориться глупой, ловкой, чтобы быть очаровательно неуклюжей и сильной, чтобы быть сексуально слабой.

Нори читала книги о политике и истории, Эйко читала журналы о том, что нравится мужчинам, что они думают о женщинах и какую жену хотят.

Знания Нори были бесполезны, ведь ей никогда бы не позволили писать статьи на эти темы. Ее уже заранее определили в журналистки, которые создают контент о женском: косметике, моде и легкости. Нори смотрелась нелепо. Старалась через силу писать, лишь бы ее не отправили в распределитель за плохую учебу.

Эйко легко соблазняла любого. И даже могла не спать с ними, лишь за свою красоту получая от незнакомца коктейль или приятный презент от хозяина магазина. Она была совсем юной, но могла дать фору любой женщине. красит легкость." – так говорила мама, скрывая последствия трехчасового сна. И Эко запомнила. Нельзя ныть, возмущаться и лезть куда не просят – это портит кожу и фигуру.

У Нори не было ни того, ни другого. Терять ей было нечего. Ее вовсе не беспокоило то, что мужчины после войны за Восточные Пустоши – редкость. ей было совершенно плевать, что ее такую некрасивую и вечно влезающую в драки никто не возьмет замуж. Что ее искусственно оплодотворят. И тогда она точно потеряет последнюю привлекательность.

Нори водилась с мутантами, отдавала свой ужин обезображенным трехглазым котам. Вечно спорила о чем-то со всеми, кричала на весь вагон метро, когда видела мужскую руку на чьей-то заднице. Один раз ей разбили нос.

Старшая глупая сестра.

У Эйко был другой план на жизнь. Она станет самой идеальной и обязательно попадет на верхние этажи. У нее будет самый богатый и влиятельный муж.

Этот ресурс окупился лучше, чем знания истории. Немного кокетства и невинный взгляд – вот и пропуск на верхний ярус. Она знала, кто ее цель. Наследник Наджимури. Он появился в свете так внезапно, но СМИ следили за каждым его шагом. Хотя, Эйко была дотошнее всех их вместе взятых. Узнала, что он любит, где появляется и какие девушки ходят рядом с ним.

Эйко была обворожительнее всех их. Сексуальная, но невинная, умная, но восхищающаяся каждым словом, домашняя, но готовая на любые авантюры. Пропуск на светский вечер дался тяжело. Несколько потных часов над едва ли двигающейся тушей. Но Эйко уже смыла их. Сладкие карамельные духи перебили другие запахи. Под макияжем спрятались усталость и пару садин.

Все получилось в тот же вечер. С тех пор она стала той, к кому были прикованы все камеры. Возлюбленная Наджимури. Ей точно шла эта фамилия, как и новые наряды, которые теперь доставались так легко. План сработал идеально. Стоило Эйко стать потенциальной матерью, как она тут же нашла себе мужа.

Нори в свои двадцать была одинокой никому не нужной женщиной. Ее срок подходил к концу уже через три года. Рожать сестра не торопилась.

Эйко забеременела не сразу. Но все же не чувствовала себя обделенной любовью и вниманием. Она стала прекрасной помощницей Наджимури и самой любящей женщиной. На работе была его поддержкой, секретаршей, которая идеально планировала день, назначала встречи и умела договариваться. Наджимури ценил ее. А она старалась разбираться в том, как работает биологическое топливо, чтобы лучше работать.

Через три года получилось забеременеть. Эйко была счастлива.

Сестра вышла замуж. Слишком быстро, никому ничего не сказав.

У Эйко случился выкидыш.

Нори родила девочку.

Эйко больше никогда не сможет иметь детей.

Нори была снова беременна.

Эйко всю жизнь играла по правилам, была самой идеальной женщиной, самой идеальной работницей. Всегда улыбалась, никогда не злилась. Но все пошло прахом. Она бракованная, ненужная. Она должна благодарить Наджимури, что он не выкинул ее, а оставил при себе, даёт хоть немного внимания той, кому уже никогда не позволят выйти замуж.

Бесполезная, глупая, вульгарная – теперь это то, что она слышит вместо восхищений.

В голове гудело после алкоголя. Линия Будущего давно проснулась, но Эйко это не заботило. Она встала, раздраженно убрала волосы изо рта. Рука не сразу двинулась в нужном направлении. Эйко проморгалась и потерла глаза. Ощутила на спине чей-то взгляд. Не вздрогнула. Медленно с усилием повернулась к сидящему в кресле Тацуми. Он не выглядел раздраженным или удивленным. Все для него было привычным:

– Оденься. Выглядишь отвратительно.

Эйко была согласна с этим, но у нее не было сил поежиться и натянуть на себя одеяло. Она так и осталась сидеть в одних трусах и лифчике, застегнутом на животе.

– Тебе уже не нравится? – протянула она и привычно одарила его глуповатой улыбкой, но, когда увидела её в зеркале – ужаснулась, её губы страдальчески изогнулись, из-за чего все лицо казалось перекошенным и безумным.

– Такое мне никогда не нравилось. Не хватало, чтобы Осо увидел тебя в таком виде, – услышав про Наджимури, Эйко все же убрала пудреницу на тумбу и перевернула лифчик.

– Ты был вчера с нами?

– Я в попойках не участвую, – брезгливый тон как пощечина, напоминание о том, во что скатилась Эйко.

– Ну там ведь не только это было – голос хриплый, неуверенный, глуповатая жизнерадостность была безвозвратно утеряна.

Тацуми цокнул языком, но ничего не ответил.

Проморгавшись, Эйко попыталась вспомнить, спала ли сегодня – может, это были лишь провалы в памяти. Хотя это и неплохо. Эйко не хотелось вспоминать очередную бессонную ночь, в котрую она опять ждала и надеялась, что таблетки подействуют и станет легче.

Потерю ничем не заглушить. То, что Нори отняла у Эйко, постоянно мельтешило перед глазами.

Как никудышная женщина смогла родить двоих детей и сбежать?

Почему счастье было у нее, а не у Эйко, которая так трудилась?

– Эй! – Тацуми швырнул в нее один из костюмов, первый попавшийся ему под руку.

Эйко безучастно скинула его с себя и подняла взгляд на Тацуми. Тот потихоньку начинал терять терпение. Она не стала испытывать судьбу и зашла в душ. Холодная вода привела в чувство, и в зеркале Эйко увидела свою фирменную сладкую улыбку. Это её успокоило.

Одевшись, Эйко взялась за косметичку, чтобы закрасить усталость на лице. Наконец, спросила у Тацуми:

– Что случилось?

Тацуми помолчал какое-то время. Через зеркало Эйко увидела, как он оценивающе пробежался по ней взглядом, будто бы неуверенный в своем решении прийти за ней. И все же, мотнув ухом, сказал:

– Тугурами нужна помощь. У нее постель в крови, крик все утро, – он нахмурился, явно озадаченный произошедшим.

– Менструация? – голос Эйко дрогнул, но она попыталась совладать с собой. – В первый раз такое бывает. Не о чем беспокоиться. Просто убери все, дай ей обезболивающее. Ну, можешь в ванной запереть, если кровь мешает.

Эйко сглотнула и трясущейся рукой попыталась нанести бальзам на потрескавшиеся губы.

– Мне не нужны твои советы. Иди к ней и разберись с этим! – Он почти что взревел и угрожающе смотрел на Эйко через зеркало.

– Наказываешь ее за побег тем, что оставляешь мучаться там? По моему, ей и так пришлось несладко.

– Нет, я просто не хочу иметь с этим ничего общего. Почему ты не можешь просто пойти и сделать то, что тебя просят?!

Эйко встала и, обойдя Тацуми, подошла к двери:

– Я удалю твои отпечатки из базы. Хватит врываться ко мне.

– Я добавлю их снова.

Эйко хотела что-то сказать ему в ответ, но лишь покачала головой – бесполезно спорить с этим упертым нахалом. Позже она найдет способ уколоть его эго, как делала это всегда. Подольет масла в огонь какой-нибудь неудаче – может, лечение Тугурами снова провалится. От мыслей о таблетках Эйко стало дурно. Пусть она ничего не ела со вчерашнего утра, мышцы живота все же болезненно сократились, и Эйко закашлялась, рукой прикрывая рот. До комнаты Икс и Тацуми она добралась по стеночке. Зашла в комнату Икс, и тут же закрыла глаза – ей не хотелось даже думать об этом. Воздух был пропитан кислым запахом, отдававшим железом и потом. С пола послышался стон.

Эйко открыла глаза и скривилась: изогнувшись, у её ног валялась Тугурами Икс, прижав к животу скомканное окровавленное одеяло. У Тугурами выступила испарина на лбу. Она скривилась и открыла рот, задышав часто – вот-вот язык вывалит, и будет совсем как собака.

Эйко погладила себя по плечу, мысленно успокаивая. Сейчас она быстро разберётся с Икс и вернётся в комнату, забудется до завтра. Выпьет еще бутылку или же снотворное. А может, все вместе. Сегодня точно не будет больно.

Но с места Эйко не двинулась. Так и продолжила наблюдать за тем, как в полубреду стонет Тугурами. Она бормотала что-то невнятное, прерываясь на жалкое завывание, растягивая звук «а», который через минуту перетекал в рыдания.

Эйко сделала ещё шаг назад, отвернулась. Зашла в ванну, чтобы собраться с мыслями. Включила воду, чтобы не слышать голос Икс. Зарылась пальцами в волосы. Между мыслями о том, что в комнате алкоголь и таблетки, просочилась та, которую Эйко не хотела бы видеть.

«Тугурами может выносить ребенка Осо»

Эйко схватилась за волосы и потянула их в разные стороны. Прижалась лбом к холодному умывальнику и зажмурилась. Она была бесполезной. Красота, очарование, отточенные за годы движения – все это разбивалось о то, что она никогда больше не сможет иметь детей. Был всего лишь один шанс. Она не смогла.

Эйко открыла глаза и тут же схватила ртом воздух, чувствуя, как слезы наворачиваются на глазах. Она снова вспомнила это.

Из под юбки по ногам скатывались сгустки крови. Каждый вдох отдавал болью в пояснице. Эйко схватилась за живот и замерла с открытым ртом. Почему воспоминание такое яркое? Такое болезненное? Почему она проживает это снова и снова?

Боль вырвалась стоном отчаяния, слезами, а потом криком.

Собственное никчемное тело лишило её Осо. Так почему же у Тугурами, этой безнадежно больной, выпал шанс? Нет, если уж Эйко не родит наследника, то никто и никогда не сделает этого. Пусть вечной невестой, но она будет рядом с Осо. Навсегда.

Оперевшись на стену, Эйко вышла из ванной. Встала над Икс, обхватив свой живот. Она успокаивающе поглаживала его, пропевая гласные.

Икс лежала на спине, закрыв низ одеялом, которое сжимала в руках, её грудная клетка вздымалась. Стоило Эйко подумать о том, что там под майкой округляется грудь – как все внутри начинало колотиться.

Эйко схватила подушку с кровати Тацуми и прижала её к лицу Икс, поставила колени на её руки, навалилась всем весом, продолжая напевать под нос: успокаивала то ли себя, то ли Тугурами.

Она не слышала сопротивления, только тихий плач, доносившийся из её самой. Тоненький голосок, но требовательный, капризный. Их сыночек. Только её и Осо. И никакая Икс не станет между ними.

Почему она не смогла сбежать? Так бы всем было лучшее!

Эйко надеялась, что Тацуми не найдет Икс, что напоминание о Нори исчезнет вместе с дочерью, что так похожа на свою мать.

Нори просила оберегать дочерей, когда сбегала из Японии. Просила позаботиться о них так, как не смогла она, слишком любопытная журналистка.

Эйко не смогла.

Пальца разжали подушку, к горлу подкатил новый ком слез.

Маленький, беззащитый ребенок – вот, кто лежал под ней.

Ребенок, которого она могла спасти.

Резкая боль – кто-то схватил за волосы, оттянул Эйко. Она упала на кровать, увидев перед собой Тацуми. Он покраснел, обнажил клыки. Угрожающе зашипел, а на его шее вздулись жилы. Он сжал кулаки.

Эйко громко расхохоталась, все ещё придерживая живот.

– Ты не посмеешь меня ударить! Осо с тебя шкуру спустит!

– А он не узнает, – Тацуми схватил с пола подушку и бросился на Эйко.

Темнота застлала глаза, но все же в ней можно было разглядеть до боли знакомое лицо. Вытянутое, угловатое, с глубокими серыми кругами. Эйко сцепила зубы, пытаясь развеять ее, не видеть Кикен Нори. Она смотрела на нее, как в тот раз, когда звонила и просила позаботиться о дочерях. Жалобно, с болью. Горделивая, лезущая в неприятности Нори выглядела побитой и тихой.

"Спаси хотя бы одну. Спаси её и себя!" – голос Нори заглушил шипение Тацуми.