Я пью и мне весело. Сижу на диване, где этой ночью собрался спать Стайлс, и точно знаю, что не могу позволить ему этого. Он не слишком мягкий. Он маленький. Тут можно замерзнуть. Или нет. В любом случае, в кровати рядом со мной лучше. Мы можем лечь на разные стороны и даже не трогать друг друга.

Первая бутылка вина подходит к концу, когда Лорейн предлагает включить музыку. Гарри тащит меня к музыкальному центру, и я подключаю к нему свой айпод, выбирая самые веселые песни. Мы танцуем, хотя везде горит свет. За окном так темно.

Мне так весело. Гарри улыбается мне и машет, и я уже потеряла счет его стаканам. И своим тоже.

Мои глаза ползут в кучу, а лицо краснеет, но я продолжаю делать глотки. Мне нужно больше. Прямо сейчас.

Я захожу в туалет и брызгаю холодной водой в свое лицо, потому что становится слишком жарко. Щеки горят. Я не могу стереть эту дебильную улыбку с лица, хоть и стараюсь изо всех сил. Она ползет снова.

— Они такие пьяные, — смеется Лорейн, подходя ко мне и чуть не разливая вино на ковер. На этот белый классный ковер.

— Мы тоже, — произношу я и опустошаю бокал до конца.

— Выпьем еще? — спрашивает Лорейн.

— Ясное дело.

Мы открываем вторую бутылку, и я долго мучаюсь со штопором, а затем разливаю жидкость по бокалам, отмеряя глазом, чтобы все было одинаково. Лорейн делает первый глоток и морщится.

— Ты уверена, что взяла полусладкое? — пищит она.

— Была уверена до этого момента, — шепчу я.

Это вино не такое вкусное, но надо выпить еще чуть-чуть, и эта проблема исчезнет, потому что станет абсолютно все равно. Гарри смотрит на меня, и я прекращаю танцевать, чувствуя себя неловко.

— Продолжай, — говорит он и приближается ко мне.

Я отрицательно качаю головой.

— А если вместе со мной?

Я облизываю губы и внимательно смотрю на Гарри. Только что он предложил мне потанцевать вместе с ним. Несколько верхних пуговиц на его рубашке расстегнуты, волосы — взъерошены, а на лице засела милая ухмылочка.

— Я думала, Гарри Стайлс не танцует, — говорю я.

— Я танцевал с тобой в клубе на днях! — он надувает губы.

Самое прекрасное зрелище в моей жизни.

— Ты просто терся об мою спину, пока я танцевала, — говорю я и кусаю язык.

Стоит помолчать.

— Неправда, — отрицательно качает головой Гарри и делает еще глоток, — тебе что, не понравилось?

Я оглядываю комнату и не вижу Лорейн и Остина. Они оба такие пьяные, и я не имею понятия, что может произойти сейчас. В смысле, я знаю их. Но просто не хочу думать об этом.

— Не помню, — хлопаю глазами я.

Гарри смеется.

— Ты вынуждаешь меня сделать это снова?

— Нет, — отрицательно качаю головой я, — хочу покурить.

Гарри берет меня за руку и ведет по направлению к этой маленькой лестнице. Я вспоминаю слова Лорейн о том, что кто-то будет лететь с нее этой ночью. Видимо, это моя участь. Ступеньки такие высокие, а мои ноги почти не слушаются меня. Гарри уверенно держит мою руку, и только он является моим спасением прямо сейчас.

Мы заходим в его комнату, и я вопросительно смотрю по сторонам.

— Тут есть балкон, — поясняет Гарри и достает пачку, — пошли.

Боже.
Держись, Джиджи. Горячая ладонь Гарри накрывает мою, и это дарит мне ощущение, будто я проваливаюсь под землю, сжигая все на своем пути. Слишком жарко.

Гарри вручает сигарету мне, и я не могу отвести взгляда от него этой чудесной ночью.

Гарри — Гарри — Гарри.
В моем разуме только он. В моей жизни только он. Один и единственный.

Я чувствовала его дыхание. Я чувствовала его присутствие. Я чувствовала, как он нажал на зажигалку, а затем оказался слишком близко с моим лицом, поджигая и мою сигарету тоже. Я чувствовала все и ничего.
Потому что все, что я могла разглядеть перед своими глазами — его глаза, смотрящие только на меня.

— Сладко, — его шепот сводил меня с ума, когда я, слово на автомате, вдыхала и выдыхала дым.

Шоколад.

— Слишком сладко, чтобы держаться, Джиджи. Слишком сладко, чтобы контролировать себя, слишком много виски, чтобы подумать.

Его губы щекотали мою шею. Я стояла, прижатая к стене, и не могла шелохнуться. Сердце билось с самой бешенной скоростью — быстрее, чем в небе летит самолет и быстрее, чем Гарри сегодня несся по дороге. Или не билось вообще.
Я уже ничего в этом мире не понимаю.

— Знаешь, что, Джиджи Крипер? Я люблю Хьюстон, чокеры на шее и губы со вкусом шоколада.

Это был Гарри, другой Гарри. Его руки исследовали мое тело, и это было так настойчиво и одновременно приятно. Никто не делал этого так. Никто не умел делать что-либо так, как он.

— Извини меня за самую приятную ошибку в моей и твоей жизни.

И его губы накрывают мои.

Это лучше, чем шоколад. И чем карамельный сироп. Чем мое любимое мороженное. Это лучше всего. Слишком сладко. Я кусаю его за нижнюю губу. Я хочу большего, даже когда чувствую кровь в нашем поцелуе.

Весь мир летит к чертям. Он разбивается на осколки, пока Гарри меня целует. Он валяется у моих ног, и я готова пнуть его так сильно, как только могу. Потому что мне плевать. Есть только я, он, и это чертово небо над нами.

— Я хочу тебя, — шепчет Гарри. Хрипло. Сладко, — хочу с самого первого дня, Джиджи Крипер, хочу тебя.

Я перевожу дыхание, заглядывая в его глаза — полные смятения, боли и безумия.

— Я хочу, но не могу этого себе позволить.