За то время, что я была в больнице, погода успела поменяться. Небо затянули тяжелые тучи, поднялся ветер, который поднимал вверх облака из пыли, где-то вдалеке уже громыхало. Я шла на ватных ногах, не понимая, хочу ли увидеть Илью или лучше, чтобы он ушел. Как сказать, что мы не сможем видеться? Правды он не поймет, а выдумывать дурацкую причину будет нечестно по отношению к нему.

Илья сидел на той самой скамейке, где я его оставила. И вроде бы я хотела, чтобы он не стал меня дожидаться, но стоило его увидеть, как ноги сами понесли к нему. Он поднялся, раскрыл объятия, и я прильнула к нему, уткнувшись лицом в его широкую грудь. Он поцеловал меня в макушку, а потом счастливо хохотнул.

— Значит, ты меня простила? — Илья отстранил меня от себя и заглянув в лицо.

— Это не Игорь, знаешь? Это сделал его отец. Отсюда и совпадение ДНК неполное. — Я взяла Илью за руку и усадила обратно на лавочку. — Ты был прав. Все случилось на том чертовом празднике. Михаил Сергеевич соблазнил Марину, хотя лучше сказать совратил. Она была так юна, наверняка растерялась и не знала, что делать, а этот ублюдок ею воспользовался. Потом он пытался от нее откупиться. Это он отправил ее в лагерь, а позже, когда мой папа просил устроить Полякову на завод, не стал возражать, еще и по службе продвигал. Мы правильно определили, что у Камиллы синдром Делим-Ботек от отца. У Михаила Сергеевича он же, Игорь в детстве был на терапии, поэтому или нет, но у него болезнь не появилась, а вот Камилле не повезло. Марина требовала денег для участия Ками в экспериментальной программе, грозилась рассказать обо всем мегере-Инне... и... и...

В легких кончился воздух. Я глубоко вдохнула и закашлялась. Илья несильно постучал меня по спине.

— Он убил Марину из-за страха, что правда откроется, а потом, когда мой папа обо всем догадался, отравил и его. Еще и вещи Маринины подкинул, — я снова разрыдалась. Илья притянул меня к себе, обнял, но я отстранилась и утерла слезы рукавом кофты, на котором остались черные следы от остатков туши.

— Что теперь? Мы должны заявить на эту сволочь! — процедил Илья.

— Он должен пойти с повинной, — ответила я. — Такое условие поставил ему Игорь. В этом случае они с матерью оплатят Филатову адвоката. Как я поняла, у него самого почти ничего нет.

— И ты снова поверила? — хмыкнул Илья.

— Поверила. Ведь я же оказалась права насчет Игоря, — отчеканила я.

— Опять этот Игорь... А что, если они оба водят тебя за нос? Если просто хотят выиграть время, чтобы улизнуть?!

— Вот и проверим.

Я поднялась с лавочки и отвернулась от Ильи, потому что те слова, которые собиралась сказать дальше, проще было произнесли, не глядя ему в глаза:

— Пока нам лучше не видеться.

— Что?! — Илья подскочил вслед за мной и взял меня за плечи, но я сбросила с себя его руки.

— Мне нужно время. Я будто снова пережила смерть папы и хочу немного побыть одна.

— Побыть одна? Ладно. Хорошо. Давай тогда я завезу тебя домой, ты немного успокоишься, а завтра поговорим. Хочешь, утром сходим на кладбище?

— Нет, Илья, — я повернулась к нему. — Мне нужно побыть одной не день и не два. Сейчас начнется черт знает что. В городе снова заговорят о Марине и папе. Это не самое лучшее время для нашего романа.

— Именно потому, что сейчас начнется черт знает что, если, конечно, эта сволочь действительно пойдет с повинной, мы должны быть вместе, разве нет? Поддерживать друг друга. Справляться со всем сообща!

Илья был чертовски прав, и я чувствовала, как сильно в нем нуждаюсь. Маленькая напуганная девочка внутри меня хотела забыть о слове, данном Игорю, и найти утешение в теплых объятиях любимого мужчины... Я почти дала слабину.

— Нет. Мне поддержка не нужна. Мне просто нужно побыть одной.

Чувствуя, что вот-вот снова заплачу, я решительным шагом направилась обратно к больнице. Сколько прошло времени? Врач давно вернулся, мне пора выписываться. Нужно сосредоточиться на этом, а не на том, что рвало мою душу на части...

— Лина! Остановись! — крикнул Илья, а потом я услышала его торопливые шаги. Он быстро меня нагнал. — Не делай этого, слышишь? Прекрати сомневаться. Прекрати думать, что одной тебе лучше. Думаешь, я не пойму, что ты хочешь поскорбеть по отцу? Или не дам тебе возможности просто помолчать? Тебе больно, я вижу, и я хочу разделить с тобой эту боль. Если не хочешь разговаривать — я буду молчать, не буду тебя даже касаться, только позволь мне остаться радом. Я тебя люблю.

***

— Я себя ненавижу! — промычала я в подушку и со злостью откинула ее на середину комнаты.

Электронные часы показывали без трех минут два. Чертово снотворное уже не действовало, а может быть, все дело в том, что у меня развилось привыкание? Таблетки мне прописали после выписки, но в аптеке не забрали рецепт, и я купила по нему еще одну пачку, когда первая кончилась. Сон — самое лучшее средство для того, чтобы пережить мучительные дни и невыносимо долгие ночи. Вся моя жизнь превратилась в ожидание момента, когда я смогу забыться в беспамятстве.

Филатов-старший действительно пришел в полицию с повинной и теперь ждал суда в камере. В освобождении под залог ему отказали. Весь Романовец встал на уши. Маме и бабушке стали докучать и папины бывшие коллеги, и ученики, и родители учеников. Многие из них твердили, что с самого начала не верили в его виновность и очень сочувствовали семье почившего школьного директора. Конечно же я в это не верила, потому как слишком хорошо помнила злобные комментарии на папиных страничках в соцсетях, холодный прием в школе и пустой зал на прощании. Может быть, кто-то из этой своры чувствовал свою вину и теперь хотел успокоить совесть, внушив нам, что никогда не считал папу убийцей, другие же просто пытались удовлетворить свое любопытство, разговорив меня, маму или бабушку. В результате мне ничего не оставалось, как отправить их на отдых. К сожалению, купить билеты на море уже не получилось, однако я присмотрела им неплохой пансионат на севере Московской области, сама же осталась в городе на случай, если полиция захочет связаться с кем-то из папиных родных.

Я не видела Илью с того дня, как оставила его одного в больничном дворе. Он сказал, что любит меня, а я в ответ молча ушла. Знал бы он, как сильно мне хотелось признаться, что я тоже люблю его, что он для меня — все, а просьба дать мне время — ничто иное, как плата за справедливость.

Спустя час, когда врач осмотрел меня, выдал рецепт на лекарства и подписал документы на выписку, Ильи уже не было. Он вернулся в Романовец. Один. Как я того и просила.

На следующий день после моего возвращения по городу поползли слухи, что в семействе Филатовых разразился скандал, а вечером ко мне пришла мама и рассказала, что Михаил Сергеевич сознался в двух убийствах. Мы долго обо всем говорили, плакали, вспоминали папу. Мне пришлось признаться в тех страшных открытиях, которые я сделала. Утром следующего дня о преступлениях Филатова-старшего уже знал весь город и даже в местной газете вышла разоблачительная статья о директоре завода.

Вместе с этой шумихой началась и активная пиар-кампания, которую возглавила лично Инна Михайловна. Она даже дала интервью районному телевидению, в котором призналась, что ее супруг был умелым манипулятором, а она просто-напросто любила отца своего единственного сына. Инна Михайловна озвучила сумму, которую собралась пожертвовать папиной школе, пообещала нам с мамой щедрую компенсацию, а также решила спонсировать обустройство сквера в нашем городе, который будет носить папино имя. У нее спросили о дальнейшей судьбе Камиллы, и Филатова уверила, что не оставит девочку и полностью оплатит лечение. На самом деле это было единственным, что меня на самом деле тревожило, я до последнего боялась, что каким-то образом мегера воспрепятствует лечению Камиллы.

Прошло еще пять дней, в интернете множились статьи по делу об убийстве Поляковой и гибели моего папы. Шумиха не шла на спад. Мама и бабушка паковали чемоданы, а я из последних сил делала вид, что справлюсь одна. И вот поезд унес их в Москву, где они должны были пересесть на электричку до санатория, а я побрела в местную аптеку, чтобы купить еще одну пачку снотворного. Тем же вечером я забылась сладостным сном и, проснувшись к полудню, поняла, что лучше бы не просыпалась. На тумбочке лежал блистер с одной пустой ячейкой, я потянулась за ним, выдавила таблетку и проглотила ее без воды. Это было три или четыре дня назад. Может быть, пять или шесть... В голове все смешалось.

Я просыпалась ненадолго, проверяла телефон, где неизменно маячили сообщения от мамы, отвечала ей, иногда выпивала чашку чая, если от голода сводило живот — съедала что-нибудь, что находила в кладовке — холодильник давно опустел, и снова засыпала. На самом деле я ждала, что Илья объявится. Сначала — когда стало известно про Филатова, и потом с каждой новой статьей, репортажем или интервью, но он молчал. Кажется, я его по-настоящему потеряла. Ведь Илья предупреждал, чтобы я не играла его чувствами и не смела причинить боль Алисе. Я даже не знала, что он ей сказал обо мне, и сможет ли она меня когда-нибудь простить. Иногда, когда становилось совсем невыносимо, и снотворное долго не действовало, я порывалась сама позвонить Илье, но всякий раз трусила. Зато Игорь обо мне не забыл.

Филатов звонил несколько раз, но я не брала трубку, тогда он стал писать. Его сообщения были длинными, пронизанными болью, тоской и разочарованием. От них мне становилось еще хуже, но я находила в себе силы набрать ответ и как-то его поддержать. Игорь просил о встрече, хотел прийти сам или звал на ужин, но я отказывалась и не только потому, что не было сил поднять себя с кровати: внутри меня появилось какое-то странное отторжение к этому человеку. Я винила его в крахе отношений с Ильей, но еще чувствовала нечто более сильное, какую-то необъяснимую антипатию.

Я часто прокручивала в голове разговор в больнице между мной и Филатовыми и всякий раз ловила себя на мысли будто что-то не так, что-то не сходится. Это ощущение я списывала на усталость и пережитый стресс. Возможно, следовало бы вернуться в те воспоминания с ясной головой, но это означало бы заново услышать подробности о папином убийстве. Вот и сейчас нечто неуловимое пронеслось в голове. Я будто упустила какое-то слово или фразу... Что же это было? Мое сознание затуманилось, я посмотрела на часы: прошло пятнадцать минут с моего пробуждения, и, видимо, снотворное снова начало действовать.

В следующий раз я проснулась почти в полдень. За окном кипела жизнь. Громко стучал мячик на баскетбольной площадке, слышался детский смех и ругань чьей-то мамы, откуда-то издалека доносилось зазывание торговки, предлагающей домашний творог и свежее молоко. Я хотела накрыть голову подушкой, но не нащупала рядом и, приподнявшись на локтях, обнаружила ее на полу. Точно, ночью же сама отшвырнула подушку подальше. Подняв ее, я уже собралась снова лечь в кровать, но почувствовала естественную нужду и поплелась в туалет, только по пути обратив внимание, что забыла положить чертову подушку на место. Она снова полетела на пол.

Видимо, мой мозг настолько отвык работать, что даже самые простые команды выполнял не до конца. Да и к черту! На работе у меня был законный больничный, а больше мне ничего не было нужно, хотя... Опять завертелась какая-то мысль. Я снова вспомнила, что вчера почти поняла, что именно не дает мне покоя, но потом уснула.

Сделав все свои дела, вместо того, чтобы отправиться обратно в постель и выпить очередную таблетку, я пошла в душ. Хватит этого беспамятства! Нужно хотя бы один день прободрствовать. В зеркале на меня смотрела совершенно незнакомая девушка со впалыми щеками и большими темными кругами под глазами на сером лице. Некогда блестящие волосы сосульками свисали вниз. Мною можно было пугать людей. Я не могла вспомнить, когда последний раз смотрелась в зеркало, да и душ принимала несколько дней назад. Наверняка от меня исходил неприятный запах, я просто его не чувствовала. Хорошо, что Илья не решил ко мне прийти. Такую страхолюдину он бы точно не простил.

Двадцать минут под горячим душем, крепкий кофе, шипучий витамин и разведенная кипятком овсянка заставили меня окончательно проснуться. Однако с бодростью вернулось то самое состояние, от которого я пыталась сбежать. На глаза снова навернулись слезы, горло сдавило от немого крика. Может быть, послать все куда подальше и снова принять снотворное? Забытье манило, как наркотик. Я вернулась в спальню, выдавила на ладонь таблетку, но замешкалась, кинув взгляд на свой телефон. Если мне написала мама, то лучше бы ответить ей на трезвую голову, а может, даже записать аудио.

Сообщений от мамы не было, однако пришло СМС от Игоря. В очередной раз он предлагал поужинать, но на этот раз был более настойчив, а последней фразой давил на больное.

«Я не могу оставаться один. Самым близким моим человеком был отец. Ради тебя я отказался от него. Неужели после этого ты меня бросишь?»

— Давление. Манипуляция, — произнесла вслух я. — Игорь манипулирует мной. Сейчас. И тогда в больнице. И не только мной! Боже мой! Вот, что я не понимала! Точнее, не видела!

Я вскочила с кровати и стала прохаживаться по комнате с телефоном в руках, заново переживая весь тот разговор в больнице. Теперь все виделось в ином свете. Какой же дурой я была! Как не заметила этого раньше?! А ведь мне всегда нравились детективы! «Modus operandi» или «образ действия» — вот где была загвоздка. Только что теперь делать? Я должна была все как следует спланировать, но и время терять нельзя.

Дрожащими пальцами я набрала сообщение и, перечитав пару раз, понадеявшись, что до этого времени успею все продумать, нажала «отправить».

«Давай поужинаем. Предлагаю в ресторане на въезде в город. Говорят, там хорошая кухня»

Ответ пришел незамедлительно:

«Забронирую столик на 21 и в половине за тобой заеду, идет?»

Я замешкалась. Игорю не стоило появляться у моего дома. Место само пришло мне на ум:

«Нет, давай лучше встретимся у нового сквера имени моего папы в 20:30»

***

Я понимала, что сама не справлюсь, и был лишь один человек, который мог бы мне помочь, но согласится ли он? Личная встреча была исключена, пришлось звонить по телефону, хотя у меня не было твердой уверенности, что Илья ответит.

Первые четыре вызова ушли на голосовую почту, но оставлять сообщения я не стала. Хотя, может быть, следовало, учитывая, что я затеяла. Время близилось к половине девятого, сквер был в пятнадцати минутах от дома, я уже опаздывала и все же не теряла надежду поговорить с Романовым. В конце концов, он ответил:

— Эвелина... слушаю.

В его голосе слышалась усталость, а еще, как мне показалось, некоторая обреченность. Сердце сдавило словно тисками, потому что я была виной этому состоянию, но сейчас было не до раскаяния.

— Илья, спасибо, что ответил, — промямлила я, не зная, с чего лучше начать.

— Чего ты хочешь?

— Мне нужна твоя помощь!

— Опять?! — Илья сорвался на крик, и я могла его понять.

— Послушай меня, пожалуйста. Только не перебивай. Я и так уже опаздываю...

— Опаздываешь?! Куда?! Что тебе, черт возьми, опять от меня нужно?! Эвелина, сколько можно?!

— Ты был прав! — перебила его праведный гнев я. — Но и я тоже. С самого начала мне казалось, что где-то что-то не сходится, но я не понимала где, а сегодня все встало на свои места. Мне следовало тебя послушать, а не ерепениться!

— Господи, Лина! Я ничего не понимаю, — Илья шумно выдохнул.

— Хорошо. Слушай. Это не говорят по телефону, но я скажу, потому что вдруг что-то случится.

— Что случится?!

— Я тебя люблю! — выпалила я.

Мои слова прозвучали как выстрел, потому что на том конце невидимого провода сотовой связи воцарилось молчание. Не так я представляла свое признание, но все давно пошло наперекосяк, так какая разница, как мы сказали это друг другу?

— Лина, все-таки я ничего не понимаю, — наконец нарушил тишину Илья. Он больше не кричал, наоборот говорил очень тихо, так, что я с трудом его слышала.

— Я обязательно тебе все объясню, но потом. Сейчас нет времени. Послушай, мне нужна твоя помощь. Если я все еще тебе дорога... — я запнулась и со страхом спросила: — Я еще тебе дорога?

Снова молчание, на этот раз похожее на пытку. У меня даже закружилась голова от волнения.

— Да, — произнес он, и я широко улыбнулась, ведь значит, у нас еще не все потеряно. Мы наверстаем, все еще наверстаем...

— Илья! Я позвоню тебе через некоторое время, тебе нужно будет только слушать. И обязательно поставь на запись разговор, а когда ты поймешь, что пришло время — звони в полицию. Помнишь, тот ресторан, где Наташа отмечала свой день рождения? Туда ты еще доставлял бочонки пива?

— Да.

— Мы будем там. Я специально позвала Игоря в людное место. Только ты сам там не появляйся, чтобы ничего не испортить, ладно?

— Черт, Лина! Что ты задумала на этот раз? И что за разговор я должен записать?!

— Правду об убийстве Марины.

— Подожди... как это?! Ты сейчас где?! Ты дома?! Давай я приду, и все обсудим...

— Нет, я уже не дома, — я захлопнула дверь квартиры и стала сбегать по ступеням. — Илья, прости, что мне пришлось сказать тебе все в последний момент, но мне кажется, что, если бы я рассказала раньше, ты бы меня не отпустил.

— Мне даже страшно представить, что ты задумала! И да! Я тебя не пускаю! — прокричал Илья.

— Все будет хорошо, только сделай, как я прошу.

***

Я издали заметила внедорожник Игоря, припаркованный у входа в папин сквер, и только сейчас подумала, что ему вряд ли можно за руль. Мне запретили водить минимум полтора месяца, но, учитывая, что моя машина все равно в ремонте... Кстати, я ведь даже не узнала, как обстоят дела в сервисе. Как только все кончится, обязательно позвоню механикам.

Остановившись за пышным кустом, откуда Игорь меня не мог заметить, я достала телефон и снова набрала Илью. После нашего разговора я воспряла духом и теперь была полна решимости во что бы по ни стало вывести на чистую воду всех причастных к трагедии моей семьи и семьи Поляковых.

— Алло! Лина! — судя по скорости ответа, Илья держал телефон наготове.

— Ставь на запись. Я убираю телефон в сумку. Буду аккуратна, чтобы не сбросить вызов, — я уже собралась убрать телефон в небольшую вязаную сумочку, которую взяла специально, чтобы на том конце был слышен разговор, но Илья остановил:

— Эвелина!

— Что?

— Я люблю тебя!

— И я тебя!

Губы растянулась в глупой улыбке, и вместе с тем я была готова заплакать. Сильно зажмурившись, я удержала слезы, которые норовили навернуться на глаза, выключила дисплей и спрятала телефон в сумку, а в кармане пиджака включила диктофон. Двойная страховка не повредит.

Мой вид после двух недель в забытьи оставлял желать лучшего, зато так я точно привлеку внимание в ресторане. Правда, чтобы соответствовать заведению, пришлось подобрать красивый наряд — узкие брюки, которые сейчас на мне висели как широкие трубы, блузку с большим бантом на шее и пиджак. Волосы убрала в пучок, а две свободные прядки подкрутила плойкой.

Стоило мне вывернуть из-за куста, как Игорь меня заметил, включил в машине фары и вырулил навстречу. Он словно чувствовал мое приближение. Я опасливо обернулась, чтобы удостовериться, что Филатов не видел, как я говорила по телефону в засаде. К счастью, густая сирень казалась непроглядной.

Внедорожник затормозил рядом со мной. Дверца у пассажирского места открылась, и я увидела шикарный букет красных роз на сиденье.

— Лина, это тебе! — с широкой улыбкой, обнажающей ровные белоснежные зубы, сказал Игорь.

— Спасибо, — учтиво ответила я, стараясь изобразить радость, и, взяв букет, села в автомобиль, и мы тронулись. — Я положу цветы назад, ты не против?

— Нет. Как тебе удобнее, — Игорь мельком посмотрел на меня.

Я убрала букет на заднее сиденье, стараясь меньше шуршать упаковкой, чтобы не заглушать запись, пристегнулась и села ровно, положив на колени сумку с телефоном, опасаясь, как бы не сорвался вызов.

— Как ты? — спросила я, решив начать со светской беседы.

— Теперь, когда ты рядом, хорошо.

Игорь прибавил скорости, крепче схватившись за руль. Мне это не понравилось, но я постаралась не подавать виду. Какое-то время мы ехали молча. Возможно, так было даже лучше, без свидетелей касаться опасной темы слишком рискованно, но меня все равно не покидало ощущение, будто что-то не так. То ли интуиция, то ли моя неусидчивая пятая точка, вечно нарывавшаяся на неприятности, подсказывала, что в западню угодил не Филатов, а я сама. Стрелка спидометра стремительно, цифра за цифрой, шла вверх. Штрафы Игоря совершенно не пугали.

— Слушай, может быть, поедем помедленнее, — не выдержала я, но мои слова остались проигнорированы.

Вскоре мы миновали частный сектор, которым заканчивался Романовец, и должны были повернуть на ивовую аллею, ведшую к тому самому ресторану, где Игорь забронировал столик, но он промчался мимо.

— Эй, ты пропустил поворот! — воскликнула я.

— Нет, нам нужно прямо, — бесстрастно произнес Игорь, не сводя взгляда с дороги.

— Куда прямо?! Ресторан остался позади! — я повернулась на сиденье и посмотрела в заднее окно.

— Лина, мы не будем там ужинать, — отчеканил Филатов, и я услышала щелчок блокировки дверей. — Если ты очень голодная, в бардачке бутерброды и вода.

— Что за бред, Игорь! Куда ты меня везешь?

Теперь я не на шутку испугалась. Я не представляла, что задумал этот человек, но точно знала — ничего хорошего от него ждать не стоит. Оставалось надеяться, что мой мобильный все еще на связи, и Илья слышит все, что происходит в салоне.

— Повторяю: куда ты меня везешь?! — прорычала я и специально громко и четко стала рассуждать: — Мы выехали из Романовца, не свернули к ресторану и все еще на Московском шоссе...

— Мы едем домой, Лина, — наконец сказал Игорь, — в Москву.

— Чего?! Ты ополоумел?! — я отцепила ремень безопасности и развернулась на сиденье, будто если посмотрю назад на покидаемый город, машина затормозит, но Игорь только прибавил газа. Мне показалось, что где-то сзади блеснули фары другого автомобиля, но если он и был, то остался позади. В это время на дороге были только редкие фуры, только вряд ли кто-то из водителей обратит внимание, если я стану махать руками или звать на помощь.

— Пристегнись, пожалуйста, и не отвлекай меня от дороги. Я не хочу снова попасть в аварию.

— Немедленно разверни машину! — прокричала я, но все же пристегнулась от греха подальше.

— Нет. В Москве я снял для нас квартиру. Отличные апартаменты с видом на парк. Тебе там понравится.

— Ты что, не слышишь?! Я не собираюсь ехать с тобой в Москву и тем более жить вместе!

— Я потерял все, Лина. Если останусь в Романовце, что меня ждет? Работа на заводе, который ненавижу? Жизнь рядом с матерью, которой всегда было плевать на мои чувства? А еще ты не хочешь ко мне вернуться. За две недели ты только сегодня согласилась со мной встретиться! Я писал тебе, звонил...

— Ты знал, что я к тебе не вернусь! — процедила я, сильнее вжавшись в сиденье.

Стрелка на спидометре приближалась к двумстам пяти. Вылететь с дороги на такой скорости — верная смерть! Я как никогда хотела жить! Мне нужно было спастись любой ценой! Но... если нам суждено погибнуть этой ночью? Если Илья все еще на связи, то должен знать, почему я его оставила!

— Я перестала видеться с Ильей только потому, что ты вынудил меня...

— Неправда, я не вынуждал тебя...

— Ты сказал, что ради меня отказался от родного отца и просил не видеться с Ильей, пока над твоим папой будет суд. Конечно же, я не могла тебе отказать после такого, ведь только благодаря тебе Михаил Сергеевич пошел с повинной. Мне стало страшно, вдруг от отчаяния ты что-то с собой сделаешь. Только позже я поняла, что это была простая манипуляция!

Я положила ногу на ногу так, чтобы сумка с телефоном стала ближе к Игорю, но именно это привлекло его внимание. Он сбавил скорость и протянул мне руку.

— Дай сюда свой телефон.

— Что?!

— Говорю, дай телефон. Не хватало, чтобы ты позвонила в полицию или в сто двенадцать. От тебя, Лина, можно ожидать чего угодно, — он усмехнулся. — Обвинишь еще в похищении.

— Но это и есть похищение! — вскрикнула я.

— Давай телефон! — Игорь начинал злиться. — Ладно. Хорошо. — Он полез во внутренний карман пиджака, и в следующую минуту мне в лицо было направлено дуло пистолета.

— Мне плевать на все, Лина. Без тебя моя жизнь не имеет смысла. Ты не оставила мне выбора, поэтому пришлось тебя увезти из Романовца. Все, что я прошу — это дать мне шанс. Один гребанный шанс, который приходится выбивать у тебя силой.

Игорь перевел дыхание, его рука с пистолетом дрогнула, и мне показалось, что вот-вот прогремит выстрел, но нет. В эту секунду я поняла, как люди писаются от страха. Мое тело перестало ощущаться, руки и ноги словно парализовало. Вся жизнь сосредоточилась в глазах, которые с ужасом смотрели в черное отверстие ствола пистолета.

— Пожалуйста, дай мне свой телефон. Обещаю, что как только мы обоснуемся, я куплю тебе новый, последней модели.

— Хорошо, — сглотнув ком, вставший в горле, сказала я и полезла в сумочку за мобильным.

Не успела я его достать, как Игорь выхватил телефон из моей руки. Я дернулась в сторону, потому что он проделал этот маневр все также с пистолетом, наставленным на меня. Окно с его стороны открылось, и мой сотовый полетел на дорогу. Теперь я осталась одна со своим похитителем.

В салоне воцарилась тишина. Нужно было придумать какой-то план действий. Если Илья слышал наш разговор, то мог отправить за нами полицию. Может быть, уже организовали блокпост где-то на дороге? А если нет? Надо как-то заставить Игоря остановиться. Только что придумать?! Сказать, что хочу в туалет? Не сработает. Что укачало? Не поверит. Думай, Лина! Думай!

Я набрала в легкие воздуха, задержала его и медленно выдохнула, потом снова это повторила. Так меня учили восстанавливать сердцебиение. Вспотевшие ладоши вытерла о брюки. Вроде бы получилось взять себя в руки.

— Хорошо, Игорь, — как можно спокойнее произнесла я.

— Что хорошо? — нахмурился он.

— Давай с тобой поговорим. Спокойно. Обо всем.

— Давай сделаем это дома? Через несколько часов мы будем в квартире...

— Нет. Мы поговорим сейчас, потому что после того, что я собираюсь сказать, возможно, ты не захочешь везти меня в свой новый дом, — я говорила все так же — без лишних эмоций, стараясь убедить Филатова меня послушать. — Смотри: кругом ни души, до ближайшего поселка несколько километров, на дороге тоже никого, если только дальнобойщики или редкие машины. Бежать мне некуда. Помощи просить не у кого.

Игорь внял моим доводам и съехал на обочину. Наверняка он сам устал быть за рулем и хотел передохнуть.

— Давай выйдем на свежий воздух? — предложила я, но он лишь покачал головой. — Прошу тебя. Я не убегу, а тут мне нехорошо. Не забывай, пожалуйста, что у меня было сотрясение. Игорь, пожалуйста?

Я специально откинула голову назад и прикрыла глаза, изображая, что мне плохо. Мертвецкая бледность играла мне на руку.

— Ладно. Пять минут, и едем дальше.

Игорь разблокировал двери. Я не спеша отстегнула ремень, открыла дверцу и выбралась на улицу. Порыв ветра ударил мне в лицо, и это было приятно. В то же время то ли от резкой остановки, то ли от уличного воздуха закружилась голова, а к горлу подступила тошнота. Я могла бы сдержаться, но для чего? Сделав пару шагов в сторону, оперившись о капот, я схватилась за живот и согнулась. Меня вывернуло. Потом снова.

Игорь сначала держался на расстоянии, но потом, бросился к машине, достал из бардачка бутылку воды, открыл ее и протянул мне. Я прополоскала рот, сплюнула в траву, сделала два жадных глотка, а затем без всякой благодарности вернула Филатову воду. Во рту все еще чувствовалась горечь рвоты.

— Я не сяду с тобой в машину, — с трудом произнесла я и, выпрямившись в полный рост, несмотря на то, что живот еще крутило, посмотрела Игорю в глаза. — Убьешь меня? Давай. Тебе же не впервые.

— А?! — Игорь отшатнулся.

— Я. Знаю. Все! — четко, разделяя паузой каждое слово, сказала я. — Марину убил не твой отец. Это был ты. Два убийства — Марины и моего папы — были явно связаны, поэтому я решила, что за этим стоит один человек, но это не так. Полякову убили в запале, в состоянии аффекта, это был необдуманный поступок, а вот моего папу убрали спланированно. Скажи мне, твой отец поступил так с моим, чтобы спасти тебя?

Игорь тяжело вздохнул, а потом закрыл глаза руками, одной из них все еще сжимая пистолет. Его плечи опустились, а потом он стал всхлипывать. Филатов плакал.

— Я не хотел этого. Я не такой. Я не убийца, — сквозь слезы проговорил Игорь. — И про болезнь Камиллы я не знал... Папа признался, что у него случилась недолгая связь с Поляковой когда-то давно, и теперь та его шантажирует. Он хотел, чтобы я встал на его сторону, если разразится скандал. Ты же знаешь, мы всегда и во всем друг друга поддерживали. И все же я не мог все так оставить, — он шмыгнул носом, — решил сам поговорить с этой сукой. Я шел за ней по улице, а она этого даже не заметила. Когда мы свернули в переулок, где нас никто не мог увидеть, нагнал ее... Я, честно, хотел только поговорить! Клянусь тебе!

— Ты с самого начала знал про моего папу? Только больше не ври!

Теперь я тоже плакала. Мне было страшно, а еще больно. Я чувствовала себя преданной, растоптанной, а еще виноватой перед папой, Ильей, Мариной, ведь так долго не хотела видеть правды.

— Не знал! Честно! Не знал! Отец мне рассказал на следующий день... и этого я ему не простил.

— Не простил?

— Нет! Ты же знаешь, я всегда уважал Анатолия Леонидовича. Если бы я знал, чем все обернется, то пошел бы в полицию и во всем сознался. Папа пытался меня защитить. — Игорь утер рукавом мокрый нос и опять громко шмыгнул.

— А потом вы вместе мешали мне выяснить правду. Я уверена, что вы больше никого не вмешивали в ваши дела, так? Значит, это ты угрожал мне? И вломился в квартиру? А крыса?.. Ты же в тот день вроде бы собирался на какую-то встречу...

— Я просто хотел, чтобы ты прекратила расследование. Сделанного не воротишь, но я бы искупил вину перед тобой, я хотел... и хочу подарить тебе королевскую жизнь! Эвелина, пожалуйста! Позволь мне все исправить!

— Исправить?! Как?! Марина погибла, мой папа тоже! Твой отец взял на себя вину за оба преступления! Черт! Да ты же его вынудил! Ты... вот, что мне не давало покоя. «Условие». Ты говорил о каком-то условии! О чем шла речь?!

— Мать обо всем узнала, — Игорь тяжело вздохнул и снова утер нос рукавом. — Когда ты выяснила про болезнь Камиллы, папе пришлось мне признаться, что он тоже болен. Раньше в нашей семье это скрывалось...

— Отличный спектакль вы разыграли в больнице, — хмыкнула я и передразнила его: — Папа, неужели я тоже болен?

— И за это мне стыдно.

— Значит, Инна Михайловна была с вами заодно?

— Нет. Только недавно. Ты была так близка к правде, что нам с отцом ничего не оставалось, как пойти к ней. Естественно, мать была в ярости. Она поставила отцу условие, что, если кто-то догадается о нашей причастности к смерти Марины или твоего папы, он всю вину возьмет на себя, а за это она гарантировала ему лучшую юридическую помощь.

— Но ведь... твой папа так ловко сровнял меня с землей. Моему слову действительно не поверили бы, возрази он мне.

— Поэтому я напомнил папе об условии! Лина, несмотря ни на что, я на твоей стороне!

— Ты действительно сдал своего родного отца с потрохами, — грустно усмехнулась я.

— Я выбрал тебя! — взревел Игорь.

— Нет! Ты выбрал себя! — в ответ прокричала я. — Ты выбрал... себя! Спас свою шкуру, предстал передо мной героем и вынудил оставить Илью.

— Потому что я люблю тебя!

Эти слова заглушил шум проезжавшей мимо машины. Мы не заметили, как она показалась на дороге. Игорь в два шага оказался рядом со мной и, приставив к моей голове пистолет, потянул на землю. Мой шанс на спасение попрощался с нами красными габаритами и скрылся из виду.

— Ты не ушиблась? — взволнованно вопросил Игорь, словно разбитая коленка — самое страшное, что могло со мной случиться. Он поднялся и потащил меня за собой: — Давай пойдем в машину, нам еще долго ехать.

— Я никуда не поеду! — мне удалось вырваться, но убежать не вышло. Игорь снова наставил на меня пистолет.

— Лина, у тебя нет выбора! Нам придется уехать вместе, но ты не бойся, все образуется...

— Оставь меня в покое! — прокричала я, не сводя взгляда с оружия. — Уезжай сам. Брось меня здесь. Если ты сейчас уедешь, тебя никто не нагонит.

— Я не оставлю тебя! — прорычал он и схватил меня под локоть.

— Отпусти ее! — словно из-под земли перед нами вырос Илья. Он был одет в черное, потому в сумерках подкрался незаметно, но как ему удалось нас найти?!

— Илья, у него оружие! — прокричала я, в ужасе, что один его неосторожный шаг приведет к непоправимому.

— Оставь Эвелину! — размеренным тоном произнес Илья и поднял руки.

— Какого черта ты тут делаешь?! — взъелся Игорь. — Как ты нас... — тут он перевел взгляд на меня, — ты ему рассказала?! Как?! Когда?!

Он направлял пистолет то на меня, то на Илью, а сам стал пятиться к машине. Я не понимала, что он собирается делать. Возможно, в салоне припрятано еще оружие? Или веревка, чтобы нас связать? Или яд, которым его отец отравил моего папу? Теперь Игорь заставит нас выпить эту отраву? Филатов обошел машину, все еще держа нас на мушке, резко запрыгнул в салон и, даже не закрыв дверь, газанул вперед.

— Он уехал? — Я не верила своим глазам.

— Не знаю... Кажется. — Илья подошел ко мне и заключил в объятия. — Как ты?

— Я очень испугалась, — уткнувшись ему в грудь, ответила я. — Больше не буду так самодеятельничать. Честно. А ты как меня нашел?

— Слушал ваш разговор.

Илья успокаивающе поглаживал меня рукой по спине, а я сильнее в него вжималась, находя и защиту, и спокойствие.

— Когда ты сказала, где вы встречаетесь, то не стал ждать и помчался туда, хоть ты и просила не появляться в ресторане. Я припарковался неподалеку от входа, а после того, как вы проехали поворот, стартанул за вами. У меня не было второго телефона, а твой вызов сбросить не мог, поэтому вызвал полицию только когда он отобрал у тебя сотовый.

— Ты вызывал полицию? — обрадовалась я.

— Да, милая. Скоро они будут здесь. Ты все им расскажешь. Теперь все кончилось.