Если бы можно было остановить время и задержаться в теплых, уютных объятиях любимого человека! Вдыхая родной аромат, чувствуя, как сильно бьется его сердце, я мечтала, чтобы весь сегодняшний день оказался лишь дурным сном. Игорь не мог меня предать... Ведь не мог же?

— Прости, что мне пришлось тебя обмануть, но это было только ради нас, — прошептал он, крепче прижимая к себе, будто знал, что, стоит мне это услышать, я захочу отстраниться.

— Ты с Наташей?..

— Я не смог тогда с ней порвать. Лина, все оказалось сложнее, обстоятельства...

— Пусти меня, — я дернулась, но он оказался сильнее. Тогда я попыталась вывернуться, а когда ничего не вышло, стала брыкаться.

— Лина, угомонись! Дай я все объясню!

В конце концов Филатов отпустил меня, и я сначала отскочила от него, а потом набросилась с кулаками, не в силах совладать со своим гневом. Он предал меня, растоптал мои чувства, унизил, лишил самоуважения. Я что-то кричала, но не помнила, что именно. По щекам текли слезы, нос заложило, я задыхалась, пытаясь и дышать, и что-то говорить. Игорь стойко сносил мои побои, изредка он закрывался, но мне было все равно. Лишь когда окончательно обессилила, я смогла остановиться.

— Пожалуйста, Лина, выслушай меня, — на удивление спокойно произнес он. — Знаю, что обманул тебя и не расстался с Наташей, но поверь, не по своей воле.

— Не по своей воле?! А по чьей тогда?! Мать заставила?! Или кто-то приставил пистолет к твоему виску?! — я хотела казаться стервой, но ничего не получалось. Было слишком больно, чтобы оставаться холодной и равнодушной, и я плакала как девчонка.

— Лина, я хотел порвать с Наташей, как и обещал — сразу после ее дня рождения. Наутро уже собирался завести разговор, но позвонила ее мать, оказалось, что у отца онкология. Все очень плохо. Они до последнего не хотели ничего говорить Наташе. Когда нашли опухоль, было слишком поздно для лечения. На праздник они не приехали под каким-то дурацким предлогом, мы не придали этому особого значения. Ее родители всегда чувствовали себя неуютно рядом с моими... А той ночью отцу стало плохо. Ты же понимаешь, я просто не мог добить Наташу новостью, что ухожу. Ее папа умирает.

Да, бросить женщину в такой момент мог бы только законченный подонок. Мне, совсем недавно потерявшей отца, как никому другому были понятны Наташины чувства. И в то же время я ощущала еще большую вину, ведь пока она жила в горе, я спала с ее женихом.

— Лина, осталось совсем недолго. — Игорь взял меня за руку и поцеловал в ладонь. Ошарашенная его словами, я даже ее не отдернула. — Петр Васильевич совсем плох, со дня на день все случится...

— Ты говоришь так, будто ждешь, что он умрет! — отчеканила я, не позволяя больше Игорю держать меня за руку.

— В некотором роде так и есть. Я бы не пожелал ему такой судьбы, но сейчас ничего не изменишь. Он мучается. Ему плохо. Родные и близкие живут в ожидании страшного. Но как только его страдания кончатся, всем будет легче. Ты же сама всегда говорила, что поддерживаешь эвтаназию. Через какое-то время — как Наташа придет в себя — я поговорю с ней.

— Почему ты не рассказал мне о Наташином отце сразу? Почему соврал?

Я хотела выяснить все — от и до. Пусть мне будет больно, пусть возненавижу Игоря, себя, Наташу, всех на свете, пусть придется жить с этим знанием и мириться с подлостью, в которую меня втянули. Мне была нужна чертова горькая правда!

— Я хотел тебе все рассказать. Шел с твердой уверенностью, что смогу объясниться. Помнишь, ты догадалась, что что-то случилось?

Я действительно помнила, как испугалась, что Игорь передумал насчет нас. Он был таким задумчивым и в то же время встревоженным. Тогда мне казалось, что самое ужасное, если он решит порвать со мной, а вышло еще хуже...

— Я видел твои глаза, видел, что ты во мне сомневаешься. Если бы я рассказал тебе, что остаюсь с Наташей, как бы ты к этому отнеслась? Ты бы не согласилась быть со мной, а я не мог тебя потерять. Еще раз. Ты для меня — все!

Филатов хотел снова взять меня за руку, но я вывернулась и, чтобы у него больше не было попыток меня коснуться, отошла в другой конец комнаты. Встав у окна, я отдернула занавеску и посмотрела на пустой заснеженный двор, осознав только в эту минуту, что и дом, и квартира и парковка под окнами для Игоря такие же чужие, как и для меня. Это место не принадлежало ему ни на йоту, оно не было нашим гнездышком, как виделось глупой, доверчивой Эвелине.

— А что было дальше? Как ты решился на все это? — я обвела руками комнату.

— Лина, может не надо?.. — опасливо спросил он.

— Игорь, я хочу знать все. Я это заслужила, не находишь?

— Ладно, — Филатов громко выдохнул и сел на край кровати. — Все вышло само собой, а потом как снежный ком стало обрастать фактами, которые сам придумывал, чтобы уберечь наши отношения. Пришлось предложить тебе встречаться тайно, чтобы никто не догадался про нас с тобой. А что касается Наташи, то из-за болезни отца она постоянно уезжала из Романовца. Ее родители живут в Подмосковье, поэтому все выходные она проводила с ними, а я — с тобой. В будни врал, что вечерами на работе.

— Когда ты решил снять эту квартиру? Когда узнал, что моя мама возвращается из санатория?

— Да... то есть нет. Я думал о том, что тебе может показаться подозрительным, если мы встречаемся только у тебя. Пока я искал это жилье, мы просто ходили на свидания, в кафе, рестораны. Потом я получил предложение по этой квартире и решил, что тебе здесь понравится. Я как псих подбирал мебель, обустраивал тут все к твоему приезду. Знаю, тебя несколько напрягло, когда ты узнала, что здесь все новое, но как иначе я мог объяснить, зачем заново меблировал квартиру? Наташа так ни о чем не догадалась, ей было не до меня, а потом...

Я утонула в потоке его слов. Он посвящал меня в то, как громоздил одну ложь на другую, и самое страшное, что я не чувствовала в Игоре ни грамма раскаяния. Неужели ему виделось благородство в том, что он не оставил Наташу в тяжелый жизненный момент, но при этом тайно начал встречаться со мной?

— ...поэтому я перепугался, когда ты позвонила и сказала, что Наташа была в пекарне. Мне пришлось все это ей сказать, сам себя не оправдываю, но я не видел другого выхода.

— Подожди, что ты сказал Наташе? — переспросила я, потеряв суть его рассказа.

— То, что она поправляется, и мучное ей вредно, — виновато сказал Игорь. — Но как иначе я бы отвадил бы Наташу от твоей пекарни? Было страшно, что она тебе расскажет, что мы все еще вместе. Мне казалось, что вот-вот я смогу от нее освободиться, и тогда нам ничего не будет угрожать. Лина, ты для меня все!

— Бог ты мой! У нее умирает отец, каждый день она ждет страшной новости, тут решила найти утешение в сладостях, а ты и этого ее лишил?! — я не выдержала и закричала на Игоря. В моих глазах он опускался все ниже. Это был не мой Игорь. Не тот человек, которого я любила много лет назад и полюбила снова.

— Лина, я себя не оправдываю. Когда это сморозил, сам пожалел. Наташа не заслужила подобного. Черт возьми, я поступил, как последняя скотина, но думал только о тебе.

— Не надо! Не смей сваливать все на меня. Ты не можешь! — вновь я разрыдалась. В этот раз Филатов не решился подойти ко мне, понял, что это бесполезно.

— Я не хотел тебя задеть... прости.

— Это правда, что деньги на аренду жилья, покупку мебели и прочего ты взял на работе? Твоя мать сказала, что только благодаря растрате смогла выяснить, что мы вместе.

— Лина, я не вор. Да, оплаты я провел через завод, но это как кредит. В ближайшие месяцы я бы все возместил. Те деньги, которые пошли на уплату квартиры, лежали на счету мертвым грузом, нет ничего такого в том, что я временно ими воспользовался. С январской зарплаты внесу некоторую часть, и так дальше. Да и в конце концов, это же и мое предприятие...

— Нет, Игорь, не твое. Есть закон, налоговая... И как бы ты вернул эти средства, если они уже списаны?

— Что-нибудь бы придумал.

Филатов отвел взгляд, и я поняла, что он снова обманывает. Интересно, были ли раньше такие моменты, когда он явно врал, а я, ослепленная любовью, этого не видела. Хотелось вспомнить все, что говорил мне этот человек, а главное — как. Это бы лишний раз меня убедило в том, какая я идиотка.

— Твоя мать позвонила тебе и сказала, что выявила растрату? Она сказала, что была здесь и видела квартиру своими глазами. Как так получилось?

— Дубликат ключей был у меня в кабинете. Мать пошла ко мне, когда поняла, кто именно провел операции. Она рылась в моем столе и там увидела документы аренды и дубликат ключей. Я все оставил в тумбочке. Нужно было убрать в сейф.

— И после этого Инна Михайловна сама поехала по адресу... Ну да. Конечно, она поняла, для чего ты снял квартиру. Здесь же мои фотографии.

— Она и раньше подозревала. Как только ты вернулась, мать стала нервной и подозрительной. Она знала, что я был на похоронах твоего папы и... кхм... не одобрила это.

— В тот день, когда никто не пришел проститься с папой, я думала, что ты мой герой. Не знаю, что со мной было бы, если бы тебя там не оказалось... Смогла бы я поддерживать маму, бабушку и тетю, если бы не чувствовала, что ты рядом и не отвернулся, как все остальные?

— Лина, ради тебя я готов на все. Я всегда буду рядом. Ты — моя единственная. Готов повторять это снова и снова!

Игорь поднялся и, чуть замешкав, все-таки подошел ко мне. На краткий миг я сбросила свою броню. Вспомнив, как он нес папин гроб, поехал на кладбище, скорбел вместе с нами, я почти забыла боль, которую причинил обманом. Почти...

— Ты мне говорил, что не спал с Наташей после того, как решил быть со мной. Тут ты тоже обманул. — Я не спрашивала, а утверждала. Он попытался что-то возразить, но я не дала. — Не смей обманывать и дальше. Конечно, вы были вместе. Столько времени без близости — это вызвало бы ее подозрение, а ты не мог этого допустить.

— Всего несколько раз. Я старался этого избежать и, честно, не хотел совершенно. Я просто не мог желать другую после того, как в мою жизнь вернулась ты.

Я хотела этой правды и ее получила. Почему же было так нестерпимо больно?! Имела ли я право считать их близость изменой? Не знаю, но для меня это было так. Еще один удар. Еще одно предательство. Всю жизнь я ненавидела ложь, но оказалась в центре ее круговорота и благодаря кому? Мужчине, которому всецело доверяла.

— Лина... — Игорь, наверное, в сотый раз за вечер попытался взять меня за руку, но я не дала, обхватив саму себя за плечи.

— Если бы в тот вечер ты сказал мне про Наташиного отца, я бы поняла, почему ты остаешься с ней, возможно, попыталась бы стать тебе другом, в глубине души лелея мысль, что рано или поздно ты вернешься ко мне. И знаешь? Я бы приняла тебя. Честно приняла бы. Но то, что сделал ты...

— Лина, прости меня! — взмолился Филатов и рухнул передо мной на колени. Я подняла взгляд к потолку, не желая видеть его унижение, как и позволить ему вновь усмотреть мои слезы. — Я порву с Наташей немедленно. Мне нужна только ты.

— Перестань, — я попыталась отойти, но Игорь вцепился мне в ноги. — Я не понимаю, как ты мог просить меня выйти за тебя замуж, как мог предлагать уехать, говорил про ребенка, если все это время был связан обязательствами с другой?!

— Если бы ты согласилась, то я бы все бросил! А ребенок... в этом случае никто не мог бы встать между нами, ведь так?

— Что?!

— Моя мать бы уступила. Думаю, она бы даже помогла решить вопрос с Наташей...

— Решить вопрос... — недоуменно повторила я, надеясь, что ослышалась.

— Я люблю тебя, Лина! Больше жизни люблю! — он крепче обхватил мои ноги. — Ты должна меня простить! Я не могу без тебя!

— Отпусти!

Мне все-таки удалось его оттолкнуть, рывком я бросилась к сумке со своими вещами, схватила ее и хотела выбежать из комнаты, но Игорь преградил мне дорогу.

— Лина, я тебя не отпущу! Я люблю тебя! Клянусь, я порву с Наташей, как только она вернется. Расскажу о нас всему Романовцу, хочешь?

— Нет, не хочу. Я и так бесконечно виновата перед твоей невестой. Думаешь, я смогу спокойно жить, если из-за меня ты разобьешь ей сердце, особенно в такой момент?

— Ты согласна ждать?..

— Ждать?! Ты серьезно считаешь, что после всего этого я буду с тобой?!

— Ты... — его голос задрожал, и Филатов не смог договорить.

— Я ухожу. Игорь, между нами все кончено.

Я попыталась его обойти, но он поймал меня в гостиной, ухватил за талию, притянул к себе и стал нашептывать, как сильно любит.

— Отпусти меня! — процедила я, но он только сильнее сжал меня, отчего ремень тяжелой сумки впился мне в плечо. — Ты делаешь мне больно.

— Прости! — Мои слова подействовали, Игорь вмиг ослабил хватку, и я смогла вдохнуть и перевесить сумку на другое плечо. — Лина, ты не можешь уйти! На улице ночь!

— Я вызову такси.

— Нет... — Игорь запустил руку в свои волосы и взъерошил их. — Это я уеду. Оставайся здесь до утра. Так будет правильнее.

— Ты не обязан...

— Пожалуйста, сделай так, как я прошу. Понимаю, сейчас ты не хочешь меня видеть. Вполне заслуженно. Нам обоим нужно остыть. Я еще не говорил с матерью с глазу на глаз. Обещаю, что разберусь со всем и приду к тебе.

— Не нужно мне обещать подобные вещи, — я отвернулась, потому что снова заплакала. — Как ты не понимаешь? Я больше не смогу тебе верить! Теперь, если я тебя увижу, то буду думать о том, как ты мне врал. Ты перечеркнул все, что у нас могло быть.

— Лина... — вдруг Игорь тоже заплакал, и от этого мне стало еще хуже. — Пожалуйста, не говори так. Давай вернемся к этому разговору позже? Сейчас я уйду, а ты оставайся, ведь ты не позволишь подвезти тебя? — Я промолчала, и он кивнул. — Я так и думал. Хорошо. Не стану тебя тревожить, поеду к себе... или сразу к матери?

Он посмотрел на меня, будто ждал моего одобрения, но я снова никак не отреагировала.

— Ты думаешь, что не простишь меня, и я на самом деле заслужил это. Только мы не сможем друг без друга. Прошло девять лет, а наша любовь никуда, черт возьми, не делась. Нам обоим требуется время, поэтому не жги мосты, не говори, что все кончено!

Филатов хотел снова встать на колени, но я не дала. Вся эта сцена рвала мне сердце. Я хотела поскорее оказаться одна, и была готова даже соврать, пусть только сейчас он оставит меня в покое.

— Уйди. Если ты не хочешь, чтобы я ехала домой одна в такое время — хорошо, останусь тут, но без тебя...

— Ладно... Лин, я...

— Не сейчас! Прошу, оставь меня одну! Я не хочу и не могу с тобой разговаривать. Мне больно, понимаешь?! А ты делаешь только хуже!

— Ладно-ладно, — Игорь поднял руки, сдаваясь перед моими убеждениями. Он что-то пробормотал себе под нос и быстро направился к прихожей. Там он на мгновение обернулся, но я отвела взгляд. Тогда Филатов ушел.

В квартире воцарилась тишина. Казалось, было слышно, как снежинки одна за другой укладываются на подоконник, где уже образовался мягкий сугроб. Хотя я и сказала Игорю, что до утра пробуду в квартире, находиться здесь мне было невыносимо. Я зашла в ванную, умылась, в последний раз взглянула на себя в дизайнерское зеркало и вернулась в гостиную. На небольшом угловом столике предусмотрительно были оставлены листы бумаги и ручка. Игорь позаботился о том, чтобы я могла оставлять ему записки в случае необходимости, и такая необходимость появилась. Не имело смысла писать длинное письмо: все, что хотела — сказала, другой вопрос, услышал ли он меня? Я черканула всего несколько слов, но понятных без лишних объяснений: «Между нами все кончено. На этот раз навсегда. Я возвращаюсь в Москву. Прощай».

Оставив в прихожей письмо и свои ключи, я окинула последним взглядом квартиру и даже на краткий миг почувствовала грусть, что ее покидаю. Однако я знала, что поступаю правильно. Здесь мне не было места, как не было места в жизни Игоря.

Шел третий час ночи, но на улице не было темно. Снег отражал тусклый свет фонарей, и этого хватало, чтобы видеть очертания деревьев, тротуара, дороги. Я не думала, куда иду, а просто шла и шла, пока не стало совсем холодно. Выпитый давным-давно виски выветрился, и меня больше ничего не согревало. Где-то вдалеке послышался гул поезда, он словно подбадривал меня поскорее уехать из этого города. Теперь меня здесь ничего не держало: расследование папиной смерти в руках полиции, о маме можно не переживать — она не пропадет вместе с Машей. Я зареклась, что как только она вернется, соберу вещи и отправлюсь в Москву.

Как-то незаметно я добрела до центра Романовца. Оглянувшись на дорогу, по которой могла дойти до родительского дома, я поняла, что совершенно не хочу возвращаться в пустую квартиру. Будь у меня подруги, позвонила бы кому-нибудь из них, напросилась бы в гости и до утра прорыдала бы на кухне за чашкой чая или бокалом вина. Видимо, во мне было что-то не так. Ни одна из моих приятельниц не стала близкой подругой, мне было некому даже позвонить. Единственный человек, с которым я могла поговорить по душам в последнее время — это Илья, но я наверняка надоела ему своими проблемами, да и в такое время он, скорее всего, спал. Зато его бургерная работала до трех... В этот момент поход в злачное место показался мне милее одинокого дома.

Снегопад, совсем недавно прекратившийся, зарядил снова. Огромные белые хлопья заботливо укрывали землю, а заодно и меня, но я не обращала на это внимания и целенаправленно шагала в бургерную. Хотелось поскорее оказаться в тепле, заказать двойной виски, на этот раз безо льда, и немного отогреться. Однако еще издалека я заметила, что вывеска бургерной не горит. Неужели опоздала? И все же я не свернула обратно.

Мое левое плечо ныло от тяжелой сумки, пальцы ног болели от холода, и пусть мороз был несильным, я успела продрогнуть. Идти пешком до дома не было сил, хотелось просто свалиться в сугроб и забыться глубоким сном, чтобы наутро не проснуться. Только это был не вариант. Как бы ни пинала жизнь, как бы ни хотелось скинуть с себя проблемы, выбрав самый простой путь, нужно оставаться сильной и не дать сбить себя с ног. Я дошла до бургерной, заглянула в окно убедиться, что внутри никого, и села прямо на каменное крыльцо.

С такси в Романовце всегда были проблемы. В нашем городке не развивалась ночная жизнь, те, кто обычно засиживался допоздна, жили неподалеку от заведений, где выпивали. Найти машину в «Яндекс.такси» после полуночи было практически невозможно, «Убер» и «Ситимобайл» вовсе сюда не дошли, что и говорить о других более мелких сервисах. Да и в принципе, знаменитые приложения не пользовались особым спросом, горожане до сих пор вызывали машины по телефону. Я не помнила, сохраняла ли номер здешнего такси, и не представляла, что буду делать, если нет. Достав из кармана мобильный, я с ужасом обнаружила, что заряда осталось меньше десяти процентов. Если не удастся найти водителя, придется брести домой пешком. Не успела я подумать об этой пугающей перспективе, как сзади меня распахнулась дверь в бургерную.

— Эй... Ты чего здесь? — Илья вышел ко мне на крыльцо и окинул меня хмурым взглядом.

— Думала, у тебя тут до трех работает.

— В два уже почти никого не осталось, — Илья присел рядом со мной прямо в рубашке и джинсах. — Я проводил последних набравшихся дружков и закрылся.

— Тебе не холодно? Оденься! — сказала я, сама поежившись.

— Холодно вообще-то. Тебе, вижу тоже. Пошли внутрь?

Мне действительно не терпелось войти, но я замешкалась. Не хотелось снова становиться для него обузой.

— Маркова, давай дуй внутрь. Если ты готова схватить ангину, то я — нет.

Его решительный тон подействовал, и я вошла в бургерную.

— Вот умница, — похвалил Романов. — А теперь снимай свой заснеженный пуховик и садись. Сделаю тебе чай.

— Нет. Двойной виски безо льда.

— Двойной виски будешь заказывать у бармена в рабочее время, — кинул Илья и направился к стойке, на которую со звоном взгромоздил чашку с блюдцем. — Тебе сейчас нужен чай.

Бросив на один из диванчиков сумку и верхнюю одежду, я стала разуваться. Ноги так замерзли, что сапоги ощущались как ледяные башмачки. Я стянула их, босая прошла к стойке и села на высокий стул.

— Слушай, я честно не хочу надоедать. Понимаю, ты устал и хочешь домой.

— Устал. Хочу. Но ты пришла сюда не просто так, верно?

— Хм... не могу идти домой и быть одной, а больше податься некуда, — честно призналась я.

— Значит, я — последнее пристанище для Эвелины Марковой, — усмехнулся Илья, наливая чай в мою чашку. — Судя по всему, вы поговорили, и кончилось все не лучшим образом.

— Скажем так, все оказалось еще хуже...

Я обхватила руками горячую кружку и не отдернула их несмотря на то, что сначала чуть ли не обожгла ладони. Приятное тепло разливалось по всему телу, я стала потихоньку согреваться, но вместе с этим оттаивала и моя броня — на глаза вновь навернулись слезы.

Илья обогнул стойку и подошел ко мне. Он встал так близко, что я могла почувствовать его запах — одеколон, сквозь который слабо чувствовался пот после долгого дня, кухня и сигареты. Этот запах не был мне неприятен, напротив, сейчас ассоциировался с безопасностью. Илья за подбородок поднял мое заплаканное лицо, грубыми подушечками больших пальцев стер слезы и поцеловал в лоб... по-отечески. Я улыбнулась ему, осознавая, что на самом деле хочу большего. Здесь. Сейчас. С ним. Кажется, он увидел что-то в моем взгляде, потому что нахмурился и хотел отстраниться, но я не дала, ухватив его за руку и притянув к себе.

— Лина, не надо. Я не железный, а ты потом пожалеешь, — еле слышно сказал он.

— Я жалею слишком о многом. Какая теперь разница, что будет потом? — Я коснулась ладонью его щеки, и Илья вздрогнул, а потом прикрыл глаза и шумно выдохнул.

— У меня не было женщины после Марины, — вдруг признался он. — Это слишком долго, чтобы я мог тебе сопротивляться...

— Тогда не сопротивляйся.

— Маркова! — Илья впился в мои губы горячим, жестким поцелуем, я обхватила его торс ногами, а он поднял меня и усадил на барную стойку.

Эта была горькая страсть с примесью обиды, отчаяния, желания отомстить тому, кто меня предал. Какая разница, что это неправильно? К черту моральные установки! Я стала расстегивать пуговицы его рубашки, но Илья резко перехватил мои руки.

— Нет, Маркова! Мне, конечно, приятно, что именно меня ты выбрала орудием мести... И не спорь! — резко сказал он, как только я попыталась открыть рот, чтобы возразить. — Но этим ты все усложнишь. Тебе будет неловко, и я не смогу делать вид, что ничего не произошло.

— Илья, я уезжаю из Романовца.

— Что?! — он отшатнулся и вдруг стал похож на обиженного мальчишку.

— Дождусь маминого приезда и вернусь в Москву. Ты же понимаешь, что я не смогу тут оставаться после всего, что произошло. Папино дело вновь откроют, теперь оно будет в руках полиции, и ты не дашь им снова все замять, ведь так?

— Значит, тебя здесь больше ничего не держит, — пробормотал Илья. — Снова сбежишь на девять лет, если вообще вернешься.

— Только не говори, что будешь скучать, — съязвила я.

— А знаешь, что, Маркова?! — Илья снова приблизился, его лицо оказалось в каких-то паре миллиметров от моего, в глазах появился недобрый блеск, а губы изогнулись в ехидной улыбке.

— Что? — я вздернула подбородок, готовясь к словесной перепалке, но Илья больше ничего не сказал. Он сбросил со стойки мой недопитый чай. Чашка с блюдцем со звоном упали на пол, кажется, разбились, чего я не видела, потому что Романов, схватив меня за волосы, не давая отстраниться, стал жадно целовать.